Песня реки - [4]

– Ради Бога, Анна, остановись. Ты сейчас в точности как твой отец, царство ему небесное! Если заупрямишься, то здравому смыслу в голове уже не останется места. В свое время я пытался внушить твоему папе, чтобы он не вздумал идти против старины Пата. Я говорил ему: не надо ухаживать за дочкой Салливана, иначе не жди добра. Но он по своей твердолобости не прислушался к моему мнению и женился на Кэтлин. Вот и ты сейчас ведешь себя так же.

Анна озорно подмигнула дяде.

– И очень хорошо, что не я одна. Прекрасно, что он тоже вас не послушался. Если б мои родители не следовали велению сердца, меня бы сейчас здесь не было и я не выслушивала бы ваши безумные планы.

– Но… Анна, мой план вполне разумен. Так мы добудем деньги намного быстрее, а потом сядем на корабль – и на всех парусах в Новый Орлеан!

– Нет! Забудьте про свой план. Я в гостинице говорила вам, что вы должны делать. Нужно было просто спросить в долг определенную сумму под оговоренную плату за вход, а не затевать это благотворительное представление. Но вы не послушались, и теперь нам придется работать упорнее и дольше, чтобы добраться до Бостона.

Мик всем своим видом выражал готовность привести новые аргументы, но чем дольше он смотрел на строгое лицо Анны, тем больше обвисали его плечи – в знак признания своего поражения.

– Сдаюсь, сдаюсь, – наконец неохотно выговорил он.

– Хорошо. А теперь удалитесь на несколько минут. Я должна успокоиться и подумать о предстоящем выступлении. А то как бы не оказалось, что единственным пожертвованием за мое выступление будут тухлые яйца.

Мик, уходя, остановился и напоследок одарил Анну ободряющей улыбкой.

– Дорогая, я хочу, чтобы ты знала одно. Даже если ты, выйдя на эту сцену, не издашь ни единого звука мелодичнее, чем скрежет ржавой пилы по жести, все равно мы доберемся до Бостона. Я найду другой способ выйти из положения, так и знай.

– Боюсь, что это страшнее, чем стоять перед незнакомой публикой, – заметила Анна. Как всегда, разговаривая с дядюшкой, она улыбнулась, чтобы обезвредить яд, содержавшийся в только что сказанных словах.

– Ты только держи в голове одну мысль, Анна. Помни, ради чего мы это делаем. Тогда ты прекрасно со всем справишься.

Анна подошла к единственному стулу, имевшемуся за кулисами. Села, сложив руки на коленях, и сделала несколько глубоких вдохов. Сосредоточилась на последних словах Мика: «Помни, ради чего мы это делаем…»

Да как она могла забыть? Иначе разве согласилась бы Анна Конолли, обычно такая благоразумная, наложить румяна на щеки? И стала бы освежать побелку старого фургона мелкого торговца? И кочевать вместе с ним в этом самом фургоне с разноцветными кричащими надписями, представляющими ее несравненной мисс Анной Роуз, певчей птицей Миссисипи?

Анна Конолли и Лаура Харпер – две чуткие женские души, трепетно ждавшие осени (поры, когда для Анны и Мика наступало время возвращения в Юнити), открыли для себя одну главную истину: если Мик Конолли однажды проторил тропинку к женскому сердцу, ему уже не нужно делать это вторично. И поэтому, какими бы нелепыми ни казались его слова, они с Лаурой безропотно слушали его.

«Вот и сейчас я нахожусь здесь потому же, – рассуждала Анна, устремив взгляд на балки под потолком, чувствуя, как постепенно к ней приходит спокойствие. – Лаура, ведь ты все это знаешь, правда? Вероятно, я могу показаться легковерной Анной Роуз в партнерстве со своим мнимым отцом, усугубляющим мою глупость, но ты меня поймешь». Анна подумала, что этот внутренний монолог слегка отдает помешательством. Возможно. Однако если у нее и был повод в чем-то сомневаться, то только в состоянии своего здоровья в данный момент, но не в мотивах, побудивших ее появиться на этой сцене.

С тех пор как Анна начала путешествовать со своим дядей, под зиму они всегда возвращались домой. Год назад, когда они в очередной раз приехали в Юнити, стоял серый день поздней осени. Анна представила себе, как они втроем будут проводить холодные вечера в маленьком уютном домике, и меньше всего ожидала увидеть окутанную туманом свежую могилу на заднем склоне холма.

Прочитав имя Лауры на воткнутой в землю простой трафаретке, Анна вновь оказалась лицом к лицу с большим горем. Она поняла, что ее жизнь сделала второй виток, приведший к невосполнимой утрате. Для них с Миком Лаура была спасительным якорем. Ее смерть бросила их в плавание по морю боли.

Для Анны та зима была самой длинной и тоскливой за все годы, проведенные в скучном Юнити. Эти горестные мысли нахлынули на нее, сидящую на стуле за кулисами Ривер-Флэтс, откуда ей вот-вот предстоит сделать новый шаг – шаг в неизвестность. И все же в какой-то момент Анна улыбнулась. Она вспомнила, как два месяца назад в один из тоскливых промозглых вечеров Мик объявил вдруг, что хочет вывести ее на подмостки, и рассказал о своих планах.

В тот день Анна решила закончить рубашку, которую она шила для Мика. Швейные принадлежности вместе с остатками материи Лаура хранила на мансарде. Анна поднялась наверх, отыскала там среди разной мелочи пуговицы из китового уса, затем спустилась обратно и села пришивать их на карманы. Во время этого занятия она тихонько напевала ирландскую колыбельную, запомнившуюся ей с детства, когда она с родителями жила в Сент-Луисе. Мик, тихо сидевший у камина, вдруг вскочил со своей качалки. Анна увидела знакомые искорки, мелькнувшие в глубине его глаз.