Песня ночи - [6]

— Ты видел ее глаза, Джон? — мечтательно проговорил Рамон.

— Да, — покорно ответствовал Джон, — видел.

— Удивительные глаза. Они кажутся серебряными в солнечном свете. Ты не заметил? А волосы! Ее волосы, сотканные из чистого солнечного света, Джон, но ночью, ночью они будут похожи на лунное сияние. Ты никогда не представлял себе копну волос вроде этих, разметанных по твоей подушке, Джон?

Деймлер признался, что представлял, но Рамон, кажется, его не слышал.

— А кожа, Джон, какая у нее кожа, словно шелк. И как она ходит! Женщины при испанском дворе так не ходят, Джон. Они скованны, не свободны. Они двигаются плавно, мелкими шажками, и это прелестно смотрится, но… я предпочитаю такую вот беззаботную походку.

— Мне кажется, что тебе пора отправляться осматривать укрепления, — сурово заметил Джон. — Фортов всего три: форт Джеймс, форт Карлайсл и Морганс-лайн. Советую тебе как следует рассмотреть, как они защищены.

Рамон дель Мундо вздохнул.

— Ты прав, Джон. А после того как я проверю укрепления, пойду сделаю в городе кое-какие покупки. Прежде всего костюм, в котором не стыдно пойти на ужин.

Джон Деймлер застонал.

— Обещай мне, — взмолился он, — что ты не станешь одеваться в испанском стиле, Рамон! Ты и так здорово похож на испанца.

— А, ты об этом…

Рамон дель Мундо подкрутил воображаемый ус, от которого он избавился в преддверии вылазки в Порт-Рояль.

— Я разберусь, что надеть, не так ли?

Каролина, Джилли и Хоукс шли к Куин-стрит.

— Капитану может не понравиться, что вы пригласили этого незнакомого француза на ужин, — кратко заметил Хоукс.

Каролина оглянулась, бросив на Хоукса испепеляющий взгляд.

— А вот и еще один французик, — проворчал Хоукс сквозь зубы.

Навстречу, поигрывая тростью из слоновой кости, шел Лу и Довиль, француз-гугенот, недавно обосновавшийся в доме напротив.

По городу он пронесся как лавина, погребя под собой осколки разбитых сердец не одной дамы из Порт-Рояля. Его взгляд, способный проникать под атлас и кружева, был для них неотразим. Едва ли нашлась бы женская грудь, которая не вздымалась учащенно, когда в комнату входил Луи Довиль. И женское лицо, которое не лучилось бы улыбкой при виде его стройной гибкой фигуры. Дамы розовели, услышав из его уст неизменно изящные комплименты, адресованные, разумеется, только ей — ей одной! Простодушные дамы Порт-Рояля свято верили в то, что монсеньор Луи — благородный джентльмен в опале, что во Франции у него осталось громадное состояние и что в Париже не было ни одной красавицы, которая бы не удостоила его своим вниманием.

Каролина не верила ни в благородное происхождение монсеньора Луи, ни в его богатство. Она полагала, что он скорее всего был в Париже учителем танцев или фехтования — этим и объясняются его гибкость, грация и сила. Короче говоря, Каролина считала его весьма обаятельным парнем, но была с ним настороже.

Однако история, дошедшая до Каролины через третьи руки за чаем в доме одного богатого купца, крайне ее заинтересовала. Оказалось, что монсеньор Луи провел некоторое время в Лондоне, где совершил весьма благородный поступок — остановил испуганных лошадей, готовых перевернуть карету, бросившись прямо под копыта обезумевших животных. В экипаже находилась дама. Эта дама приятной наружности, в ярко-голубом костюме поведала ему, что она, бывшая директриса фешенебельной школы, превратила свое заведение в не менее фешенебельное казино.

В этот момент рассказа купчихи Каролина едва не подпрыгнула. Дженни Честертон! — подумала она. Каролина сама посещала школу госпожи Честертон для юных леди, и когда разразился скандал, молодая, но предприимчивая Дженни быстренько превратила свою школу в игорный клуб.

— Продолжайте, — попросила хозяйку Каролина.

— Собственно, говорить уже почти нечего, — пожав плечами, заметила та. — За исключением того, что Луи утверждал, будто имел роман с одной из бывших учениц школы, которая потом работала в том самом игорном доме.

Неужто у Луи был роман с Ребеккой, ее бывшей соседкой по комнате? Той самой Ребеккой, из-за которой у Каролины начались неприятности, не закончившиеся по сию пору?

Этот разговор состоялся несколько дней назад, и с тех пор Каролине не терпелось услышать версию истории из уст самого монсеньора Довиля. И вот он шел ей навстречу, поигрывая тростью, раздевая ее, по обыкновению, своими бесстыжими глазами, и самое время было бы задать ему вопрос. Однако сейчас, когда рядом была Джилли, не стоило начинать этот разговор.

— Наверное, мне следовало бы пригласить на ужин и монсеньора Довиля, — пробормотала Каролина, выразительно глядя на Хоукса. — Говорят, чем больше, тем лучше, Хоукс!

У бедняги Хоукса пропало всякое желание отвечать. С явным неодобрением он смотрел на приближающегося француза. От внимательного взгляда Хоукса не ускользнуло, что француз взял себе за правило регулярно прогуливаться перед окнами Каролины, словно охотник, выслеживающий добычу. Похоже, и сегодня, разодетый в атласный зеленый камзол, лениво поигрывая серьгой в ухе, француз был на посту.

— Приятно видеть вас, монсеньор Довиль, — с очаровательной улыбкой приветствовала бойкого соседа Каролина. — Так вы все еще здесь? Мне помнится, вы говорили, будто остановились у нас лишь на пути в Америку?