Песня на заре - [13]

11

Утром в мастерские явился посыльный и сказал Павлу, что его срочно вызывает Аким Федорович.

Председатель правления имел, как всегда, недовольный вид. Надо было выкупить новые машины, немедленно перечислить за них деньги. И еще командировать на курсы механизаторов трех человек. Все это большие расходы… Вошел Павел.

— Здравствуй, здравствуй… Думаю послать тебя в Городище, в «Сельхозтехнику». Надо принять новые машины. Вот документы. Возьми с собой еще одного слесаря. Зайди в бухгалтерию.

Когда Павел снова вошел в кабинет председателя — подписать доверенность, — Касатенко, как бы между прочим, спросил:

— Скоро на свадьбу приглашать будешь?

— Всему свое время, Аким Федорович.

— Смотри, не пропусти это время. Не всегда та жена ласкова, которая хорошо пела, когда невестой была, — усмехнулся Касатенко.

— Но и та невеста, которая не пела, может быть ласковой женой, — отпарировал Павел и вышел.

Касатенко удивился: ишь какой зубастый этот солдат. Такой еще покажет себя, в особенности если попадет под влияние Гирша.

Позвонил секретарь райкома Горобец, спросил Гирша Исааковича. Касатенко сказал, что Гурко на ферме, лично монтирует новую «елочку».

— Могу передать Гиршу Исааковичу… Что именно?

— Рекомендуем вместе с участниками самодеятельности послать на фестиваль толкового представителя колхоза. Да, кстати, Аким Федорович, правление заказало для артистов новые костюмы?

Хотя Аким Федорович не видел лица секретаря, но ясно представил себе его смеющиеся, с лукавинкой глаза. Касатенко был не так прост, чтобы не догадаться: нет, неспроста позвонил Горобец и словно между прочим спросил о костюмах для участников самодеятельности…

— Какие костюмы? — делая вид, что не понимает, спросил Аким Федорович.

— Неужели участники самодеятельности колхоза имени Ватутина не будут иметь на фестивале надлежащего вида? — вопросом на вопрос ответил Горобец.

— Ладно. Подумаем, — вздохнул Касатенко, покачивая головой.

Аким Федорович не мог знать, что Гирш просил секретаря райкома позвонить председателю правления по поводу поездки дубовских участников самодеятельности на фестиваль. Гурко не захотел ставить Касатенко в трудное положение на заседании партбюро, которое непременно вынесло бы решение: послать участников самодеятельности в область и просить правление колхоза выделить средства на новые костюмы.

Когда Соболевский через час явился к Касатенко, тот, не дослушав его, хмурясь сказал:

— Какой может быть разговор! Костюмы закажем!

Затем, уже мягче, спросил:

— А что… действительно у Зои Гурко такой особенный голос?

— Редкого звучания и силы, — ответил Соболевский.

12

Прошли первые холодные дожди. Листва заметно пожелтела, травы поблекли, по сухим дорогам октябрьский ветер гнал опавшие листья.

Павел «пригнал» из Городища новые машины. Соболевский не покидал Дубовку, готовил художественный коллектив клуба к фестивалю. Мотря то и дело заглядывала на репетиции, как бы желая своим присутствием помочь Зое понять, что за человек Соболевский.

Накануне отъезда в областной центр самодеятельный хор организовал в Дубовке концерт.

Клуб заполнился задолго до начала концерта. Передние места заняли пожилые колхозники. В крошечном фойе гремел самодеятельный духовой оркестр…

Явился и Аким Федорович, официальный, важный. К нему подошел балагур и остряк, почтальон колхоза Тихон Макеев, один из тех, что всегда торчат в сельсовете, в правлении колхоза, в клубе и по любому вопросу имеют свое особое мнение. Высказывают они его несколько шумно, на собраниях сидят в первом ряду и подают реплики.

— Веселая жизнь пошла, Аким Федорович! А клуб наш тесноват стал, — громко сказал Тихон, так, чтобы все слышали. — Попраздновать народу негде.

— Праздновать вы мастера, — отмахнулся Касатенко.

— Верно. И работать умеем. У соседей вон какой клуб.

— У нас свои дела. Соседи за нас план выполнять не станут, — усмехнулся Аким Федорович, желая вызвать одобрение у тех, кто слушал его.

— Культурный отдых не потеха и делу не помеха, — не унимался Тихон, от которого трудно было отвязаться.

— Пора начинать, — тоном хозяина произнес Касатенко и пошел в зал.

Оркестр направился к сцене. Впереди шествовал его дирижер — трубач, бывший полковой музыкант Иннокентий Петрович, широкоплечий, рыжебородый человек. В торжественных случаях он надевает темный пиджак и начищенные до зеркального блеска сапоги.

На пиджаке у него красовались медали «За боевые заслуги», «За трудовую доблесть» и «За оборону Ленинграда». За ним следовал невысокий круглолицый конюх Василь Шевчук, весельчак с казацкими усами, в пиджачной паре и вышитой рубашке, прозванный молодежью «Тарас Бульба»… Он играл на тромбоне.

Несколько смущенные, за ними прошли музыканты-подростки с трубами, валторнами. Замыкал шествие бобыль с рачьими глазами, счетовод сельпо Игнат Иванович с басом-геликоном. На постоянные советы, что ему пора жениться, Игнат односложно отвечал: «Успею».

Оркестр слаженно сыграл марш из «Веселых ребят», и тотчас занавес раздвинулся.

Клубный хор под руководством учителя Красновского запел:

Прошуми, бескрайняя,

Песня урожайная!

Расскажи о наших солнечных делах.