Песня моей души - [38]

А Алина, кстати, осмелела, заулыбалась. Уже не отводит и не опускает взгляд, когда я смотрю на неё. Наши взгляды встречаются всё чаще и чаще. Её синие глаза искрятся любопытством. О, какая она красивая! Особенно, когда живо заинтересована в чём-то, когда выглядит счастливой.

Невольно улыбнулся ей — она ответила улыбкой.

— Так всё-таки, откуда появился третий Основной народ? По этой версии? — вклинился в наш немой разговор второй постоялец, — Если та девушка, не найдя взаимности у своего вождя, ушла в лес в когти диким зверям?

Он, кстати, выглядел мрачным. Неужели… ревнует? А, хм, и такое может быть! Алина красавица.

Улыбнулся — и продолжил легенду о Голубой лилии:

— Ушла Лиса в лес. Думала, хоть звери дикие прельстятся. Ей ж жизнь с той поры стала не мила. Да только пела она, губителей лесных поджидая. А они голос её услыхав, восхитились. Да, такой вот у неё был дар петь: даже зверьё лестное умилилось и полюбило её. Охраняло. Таскало ей что-то покушать: то зайца пожирнее, то орехов, то к малиннику её водило. Время маленько залечило рану. И решила Лиса сотворить что-то необычное. И чтоб мир её услышал, помог в затее, стала только растительной пищей питаться. Девица помнила старые легенды о том, что прежде люди никого не убивали: ни своих, ни зверья какого-либо. Растительным когда-то питались. И было то миру их в радость: он, мир, точнее, она, Мириона родимая, не хотела, чтоб люди себе или зверью вредили. Ну, а что зверьё зверью вредит, так тут уж ничего не поделаешь: так уж зверьё Творцом устроено.

— Постой, Кан! — Алина вмешалась, — Ты ж вчера легенду рассказал, что когда-то давным-давно, ещё во времена Первого народа, и звери других зверей не ели? Что они тоже питались только плодами да травой?

Задумчиво отхлебнул из кружки, потом серьёзно изрёк:

— На сей вопрос менестрели и древние летописи расходятся во мнении. Кто-то говорит, что для порядка и круговорота жизни кто-то должен падаль поедать, кто-то — что клыки волкам и тиграм даны неспроста, и они изначально охотились за другими. Но кто-то говорит, что то из-за нарушения страшного в природе случилось. Возможно, когда наступила первая зима.

— Ну, вот эти вот остроухие бредни я слушать не хочу, — проворчал Эндарс, — Давай, дальше про Лису рассказывай.

Усмехнувшись, продолжил:

— Пару лет жила она в лесу, ведая только одно горе: неразделённую свою любовь. Думаете, зимой мёрзла, без шубы-то? Ан нет, зверьё преданное её отогревало. Да и сама она поздоровела, окрепла. Похорошела. Здоровье-то оно украшает. Поскольку травой не мазалась, то окрепла. И зверьё как-то по-особому понимать стала. Да и тайны трав, прежде неизвестные, ей приоткрылись более чем другим людям. Вообще, в ту пору уже и драконы появились. Но им тайны трав так же не открывались, как и людям…

— Но ты же говорил, что драконы эльфов и людей намного в науках превосходят! — возмутилась Алина.

— По части траволечения — нет, — ответил парень вместо меня, — Кстати, если ты так будешь с вопросами его перебивать, то мы до возвращения Романа легенду о Голубой лилии не дослушаем. А он придёт — и попросит ему с самого начала всё рассказать.

— А я ещё послушаю, — Алина улыбнулась, — Кан так рассказывает, что его приятно переслушивать.

— А у меня ещё дела в городе есть, — вздохнул Эндарс.

— Если сегодня не успею, то в другой раз тебе лично расскажу, — подмигиваю ему.

— Ну, тогда ладно.

Отпил ещё немного мятного отвара и продолжил:

— Пожила Лиса ещё с год в лесу — и иных растений ей тайны открываться стали. Да по родным девица так соскучилась! И вернулась в родные места. Там её уж и не ждали. А вдруг она пришла. Ещё красивее. И в рукоделии она ещё лучше стала. И лечить травами могла. И в прочих-то своих умениях превзошла былую себя — не просто так в лесу сидела, а тренировалась. В общем, зауважали её, что свои, что чужие. И женихов с сотню понаехало. Да только такую уважаемую особу уже родителям замуж против её воли не спихнуть. Решили: пусть сама дочка выбирает. А ей только один Сокол и люб. А что Сокол? А ему она что рыжая, что намазанная в светловолосую и белокожую — всё одно не мила. Из-за не любимого цвета глаз. Вот ведь дурень, а! Всем завидно, что Лиса только на него и смотрит, а он и не рад её вниманью. Ему всё б с голубоглазыми, светловолосыми, белокожими и стройными развлекаться! Не, признаюсь, фигурка у Лисы нашей округлилась где надо — уж и без валиков очень хороша. Ан не мила ему.

Алина вдруг вздохнула, подпёрла голову рукой, унылый взгляд в окно устремила. А Эндарс как-то уж очень внимательно на неё посмотрел. Я ухмыльнулся: точно ревнует. Только сам теперь запутался к кому. Впрочем, они ждут историю.

Я продолжил:

— А девица наша, невеста без жениха, всё продолжала растительным питаться да к миру взывать. Года два взывала. Сокол всё ещё не женился: воевал, торговал, спал, ел да с красотками водился. И прониклась наконец Мириона. Спросила у влюблённой девушки, что за помощь ей надобна. А она к тому времени так умна стала или сердцем чутка, что услышала голос своего мира…

Вечером, лёжа в темноте, долго представлял себе лицо Алины. Вспоминал, как она просила сказать моё имя в первую нашу встречу. Я не жалею о том, что его сказал. Вспоминал бледное лицо и жажду жизни в синих глазах, когда она ела траву, особо не обращая внимания, что ест… Хорошо хоть до ядовитой травы не дотянулась. Ту, которую примял, торопливо проползая, тощий уж. Его она, к счастью, не заметила. И меня, когда, переместившись и заметив её, я несколько мгновений смотрел на неё. Вспоминал благодарность, зажёгшуюся в синих глазах, когда Алина поняла, что я и в правду хочу ей помочь…