Песня любви - [39]

—Мы сами за собой поухаживаем, Джорджи, а то ты и так сегодня задержался с выполнением своих обязанностей, — проговорил капитан, когда она устанавливала поднос на стол между ними.

Она посмотрела на него с некоторым изумлением. Она не ощущала какой-то вины за то, что забыла сделать что-то, о чем ее даже не поставили в известность. И все же ее вывело из себя, что он даже не потрудился объяснить, о чем идет речь, вообще не обращал на нее внимания, погрузившись в изучение принесенной еды, которую затребовал его отвратительный приятель.

—Какую именно обязанность я упустил из виду, капитан?

—Какую? Ну, разумеется, мою ванну. Я люблю принимать ее сразу после обеда.

—Вода пресная или морская?

—Пресная, причем всегда. Ее тут предостаточно. Горячая, но не обжигающая. Обычно требуется восемь полных ведер.

—Восемь! — Она быстро опустила голову в надежде, что он не заметил ее смятения. — Конечно, сэр, восемь. А это раз в неделю или через день?

—Удивляюсь тебе, мой милый, — проговорил он со смешком. — Разумеется, ежедневно.

У нее вырвался стон. И с этим она не могла ничего поделать. Ей уже было безразлично, слышал он его или нет. Этот здоровенный вол желал быть привередливым. Она бы тоже была не против ежедневной ванны, но не тогда, когда это значило притаскивать по восемь ведер воды с самого камбуза.

Она повернулась, чтобы уйти, но ее остановило пояснение первого помощника:

—На полуюте, нахаленок, есть специальный подъемник для ведер с водой. Можешь его опробовать, но я сомневаюсь, что с твоими мускулами ты сможешь поднимать по четыре ведра за один раз. Лучше используй бочку с водой, что стоит подле трапа, чтобы разбавлять горячую ванну. Тебе это сэкономит кое-какое время, а я прослежу, чтобы бочку каждый вечер для тебя наполняли.

Она кивнула в знак благодарности, единственное, на что в этот момент была способна. Ну и что, если он повел себя любезно, предложив ей такую услугу. Все равно он ей не нравился, как и его чистюля капитан.

Как только дверь за ней закрылась, Конни пожелал узнать:

—С каких это пор ты на корабле принимаешь каждый день ванну, Хок?

—С тех пор, как я заполучил в помощницы эту милую девушку.

—Надо было бы мне сообразить, — засопел Конни. — Но вряд ли она тебя за это станет благодарить, когда пересчитает все мозоли у себя на руках.

—Не думаешь же ты, что я действительно заставлю таскать ее полные ведра? Не приведи Господь, она обрастет тогда мышцами, которые ей вовсе ни к чему. Нет, я уже устроил, как Генри продемонстрирует свою доброту и благородство.

—Генри? — усмехнулся Конни. — Доброту? — И добавил: — А ему-то ты не сказал об этом?

—Естественно, нет.

—И он ничего не спросил?

Джеймс хохотнул.

—Конни, старина, ты задаешь столько вопросов о любом моем шаге, забывая, что никто другой, кроме тебя, не осмеливается этого делать.

16

Руки у Джорджины немного дрожали, когда она ставила обратно на поднос тарелки и приводила в порядок стол капитана, но вовсе не оттого, что ей пришлось выполнять тяжелую работу. Нет, единственное, что ей довелось сделать — это перетащить ведра от двери к ванне; благодарить за это она должна была одного шумного француза, который очень расстроился, когда она пролила воду на палубу. Звали его Генри, и он не пожелал слушать ее возражений, а приказал двум членам команды, возрастом ненамного превышавшим тот, в котором, как считалось, пребывал Джорджи, отнесли ведра вместо нее. Конечно, пареньки были не в пример крупнее нее и гораздо сильнее, и протестовала она из-за того, что считала это своей работой, а также ожидая, что они станут ворчать, будучи вынуждены выполнять ее обязанности.

Но те не возражали, и Генри закрыл тему, раздраженно заявив, что ей следует чуток подрасти, прежде чем претендовать на мужскую работу. Она была готова воспринять это как оскорбление, однако по размышлении решила попридержать язык. В конце концов, этот человек помогал ей, даже если и имел свою точку зрения.

Ей все равно приходилось кое-что подтаскивать, поскольку ее помощники оставляли свою ношу по ту сторону двери, отказываясь переступать порог капитанской каюты. За это она их не винила. Она бы тоже не появлялась в его владениях, если бы не была вынуждена это делать. Но дрожание рук было вызвано не необходимостью перетаскивать тяжести. Нет, дрожали они от того, что за ширмой возле своей ванны Джеймс Мэлори снимал с себя одежду, и одна мысль об этом заставляла ее нервничать больше, чем все, что случилось в течение этого дня.

К счастью, ей не надо было постоянно находиться в каюте. Она должна отнести посуду на камбуз, потом еще забрать свой гамак из матросского кубрика на полубаке. Но пока что она была тут. И еще не успела уйти, когда услышала всплеск воды.

Она попыталась отогнать видение, но перед ее мысленным взором оставалась картина: крупное тело в клубах пара погружается в горячую воду, сквозь пар виднеется густая копна золотистых волос. Влага на его массивной груди отражает свет фонаря, висящего под ним. Он откидывается назад и на миг закрывает глаза, пока его тело опускается в размягчающий жар... и тут воображение завершало свой полет. Джорджина просто не могла себе представить этого человека расслабившимся.