Песня Кахунши - [48]

За дверью кто-то кашляет, выходит старуха, сплевывает на землю, охает. Чамди она пока не заметила. Не может он сейчас смотреть людям в глаза. Старуха собирается вернуться в дом и вдруг останавливается.

– Чамди? – Она щурится, вглядываясь в темноту.

Чамди молчит и не шевелится. Сидит на земле, прислонившись к стене и поджав одну ногу.

– Чамди! – уже мягче зовет старуха.

Она наклоняется так близко, что Чамди хочется отодвинуться. Старуха молча гладит его по голове. Распрямляется, насколько позволяет ее горб, и тихо уходит. Чамди слышит, как звякает в комнате посуда, слышит, как Дарзи перестает храпеть. Хорошо, что Гудди не проснулась. Ему не хватит духу с ней поговорить. Надо уходить отсюда. Он так замерз, что даже сердце дрожит от холода.

Он упирается руками в землю, чтобы встать, и вдруг слышит голос:

– Вот теперь можно и позабавиться.

Ананд-бхаи.

В левой руке бутылка виски, правая на плече человека с прутом.

– Рани пошла за подружкой, так что повеселимся. Ты как?

– Я-за!

Оба хрипло хохочут. Чамди замирает, очень надеясь, что его не заметят. Они проходят мимо, и тут дверь Дарзи со стуком распахивается. Гудди. Хоть бы она вернулась в дом!

Ананд-бхаи с приятелем встревоженно оборачиваются и успокаиваются, увидев девочку. Ананд-бхаи замечает Чамди.

– Чамди. – Так же, как и старуха, он наклоняется к нему. – Ты сегодня держался молодцом. Храбрый мальчик.

Ананд-бхаи обнимает его и продолжает:

– Запомни эту ночь. Сегодня ты стал мужчиной.

От него разит алкоголем, черная рубаха прилипла к потной груди.

– Гудди, он герой! Знаешь, что он сделал?

Чамди съеживается и замирает.

Но Ананд-бхаи о нем уже позабыл – он подходит к Гудди, гладит ее по голове.

– Вы оба мне очень дороги. – Он берет девочку за подбородок и заглядывает ей в глаза. – Даже ты, Гудди.

Чамди в ярости поднимается и встает перед Анандом-бхаи. Кулаки сами собой сжимаются.

– Помни, что я тебе сказал, Чамди. Слушайся меня.

Старуха выходит на крыльцо. Она берет Гудди за руку, и девочка прижимается к ней.

– Уже поздно, Ананд. Иди спать.

Старуха уводит Гудди в дом.

И Чамди понимает, что только здесь, в доме Ананда-бхаи, Гудди в безопасности. Ее защитит старуха. Она любит Гудди и не позволит сыну причинить ей зло. Ананду-бхаи верить нельзя, он на все способен, а вот на старуху можно положиться. Пока она жива, Гудди никто не тронет. А если они убегут, старуха не сможет им помочь. Ананд-бхаи найдет их, и судьба Гудди будет ужасна.

Ананд-бхаи достает из кармана купюру в пятьдесят рупий и дает ее Чамди:

– Ты сегодня хорошо поработал.

Потом улыбается старухе, делает глоток из бутылки, обнимает приятеля и шагает к своей двери по хрустящему гравию.

Чамди рассматривает новенькую купюру. Пятьдесят рупий. Никогда в жизни у него не было таких денег. Бумага жжет пальцы, очень хочется ее порвать. Чамди становится противно. Но он прячет деньги в карман. Они теперь ему нужны. Надо Гудди кормить и Амму. А еще, может, бежать придется.

Слышно, как старуха наливает воду в чайник. Ноги у Чамди подкашиваются. Выходит Гудди и молча опускается на ступеньку рядом с ним. Ананд-бхаи открывает дверь, допивает виски и выбрасывает во двор пустую бутылку.

Чамди смотрит на стену школьного двора. Скоро взойдет солнце, во дворе распахнутся все двери, из них потянет папиросным дымом, а в школе зазвенит колокольчик.

Чамди чувствует взгляд Гудди, но не отрывает глаза от стены.

– Что случилось? – тихо спрашивает она.

Чамди хочется зажмуриться и уткнуться в ее колени, но пошевелиться он не может. Жуткая тишина окутывает двор, словно никто не спит и все жители затаились во тьме.

Глава 15

Вот и сгоревший дом. Среди головешек валяются камни, крысы снуют в щелях между плитами, в свете уличного фонаря сверкает битое стекло.

Гудди идет впереди, Чамди за ней. В руках у Гудди три банана – старуха дала. Дала и сказала, чтоб Гудди завтра зашла к ней поесть, а будет охота, так и помыться тоже.

Вот и навес. Гудди прибавляет шагу.

Амма сидит под навесом. Она держит младенца на руках, смотрит в ночное небо и что-то шепчет, словно вверяет ребенка небу.

Гудди подходит к матери и нежно гладит ее по спине. Амма все глядит в небо, но замолкает и отдает младенца Гудди. Потом начинает качаться и медленно опускает голову.

Гудди кладет ребенка на полиэтиленовый настил, очищает банан и начинает кормить мать. Амма берет дочь за руку, будто не хочет, чтобы та уронила банан. Амма глотает куски, как воду.

Чамди пытается понять, поправился ли уже малыш. Утром он купит ему молока. Чамди не даст ему умереть.

Что-то лежит под навесом, в самом дальнем углу. Это кремовая рубашка Сумди, пропахшая потом и табаком. Наверное, это последнее, что Сумди держал в руках. Он снял ее перед тем, как идти к мандиру. Чамди сглатывает слезы и не понимает, чего он так расстроился из-за рубашки. Он не плакал, когда горело тело Сумди, а вот теперь…

Амма доела банан, легла рядом с малышом и закрыла глаза. «Она ведь даже не знает, что ее сын погиб», – думает Чамди. Он сгоняет мух с ее губ, и Амма с облегчением облизывается. Чамди вытирает капли пота с животика ребенка и поспешно отдергивает руку.