Песня цветов аконита - [19]

— Если мои все умрут… сестренки, тетка… не хочу жить.

— Твоя жизнь нужна мне, — старик похлопал ладонью по тонкому одеялу, словно в знак примирения, и поднялся.

— Я хочу уйти, — силы изменили Йири окончательно. Он рухнул в постель.

— Иди, — весело сказал Сэнхэ. — Я тебя отпускаю. Даю тебе два часа. Сумеешь уйти так далеко, что тебя не найдут, — ты свободен.

— Я не смогу, и вы это знаете, — тихо сказал подросток. — д я — знаю, что такое благодарность. Но не подобает требовать платы за услугу, когда человек не мог от нее отказаться.

Сэнхэ рассмеялся совсем молодо.

— О, как мудро ты рассуждаешь! Ты умирал. Значит, ты не принял бы помощи? Тогда откажись от нее.

Йири молчал.

— Так как? Позволить тебе уйти в Нижний Дом? Под ладонь Сущего ты точно не попадешь, если поступишь так. Тоже не хочешь? Так разберись сначала с собой.

Он не знал точно, сколько всего человек в доме. Ему не позволяли общаться с другими. Работу он выполнял в одиночестве, прислуживал или иное что делал, когда прочих слуг рядом не было. Кажется, в доме были две женщины — но вели себя тихо, как полагается обитательницам женской половины. В деревне Йири таких правил не соблюдали — там и дома-то были крошечные. Здешние тоже не блистали богатством, однако постройки были добротными, циновки и ткани новыми.

Йири понимал, что Сэнхэ имеет право требовать подчинения. Старик подобрал его полуживого, когда Йири бросили умирать. Если бы тогда Йири мог просить помощи, он, конечно, сделал бы это.

и все же он пытался объяснить — теряясь в словах, потому что правым себя не считал. Старик не принадлежал к высшему сословию — Йири надеялся, тот позволит такие слова и поймет… И поначалу Сэнхэ ему отвечал — неохотно, со смесью добродушия и раздражения, поскольку давно все решил. Спустя несколько дней, — как только мальчишка встал на ноги, — он попросту запретил все упоминания о семье, деревне и желании уйти.

Йири не подозревал, что за ним следят, но бежать не пытался. Его же не цепью связали, а долгом. Принимая это, он оставался здесь но словно задался целью добиться, чтобы Сэнхэ сам его отпустил. Да, Йири знал, что такое долг. Но все поглядывал в сторону дома, в каждой мысли, тем паче во сне. А когда понял, что старик не отступится, почувствовал себя тряпичной куклой. На каждое слово отвечал хмурым взглядом, на каждое поручение — медлительностью; в такое не поверили бы ни родня, ни соседи.

Непросто было вести себя так. Йири словно надвое разрывало. Когда было свободное время, проводил его, сжимая ладони, прося Покровителей дать ему знак. Но те молчали — сердились, видимо, что он смеет противиться предначертанному. А он все пытался понять, в чем его судьба — уйти, нарушив законы долга, или остаться, бросив семью. Но разве та не в руке Сущего? Губы беззвучно шептали вопрос, но ответа не было.

Он собирал щепки, которые остались после рубки дров. На глаза попался темный кусочек с острым, как шило, краем. Йири знал — это очень твердое дерево. Странно, что им решили кормить огонь. Подросток оглянулся по сторонам, сжал в ладони добычу. Старик говорил про лицо. Если это причина… родным Йири без разницы, как он выглядит. Он приставил деревяшку острым краем к щеке. Слегка нажал. Так, если быстро — наверное, не больней, чем ножом.

…Кто-то словно вздохнул за спиной. Йири оглянулся — никого. Но кисть разжалась сама собой, и щепка упала на землю. Ему показалось — он узнал. Та, что смеялась в метель, когда Йири возвращался домой. Она — не хочет. Он нерешительно подобрал «нож». Неправильно… так нельзя. Это было бы трусостью. Та, что вздохнула, права. Йири бросил обломок в корзину.

Сэнхэ все чаще чувствовал раздражение. Ему надоело упрямство найденыша. Он привык, что домашние подчиняются беспрекословно. Он же не только себе искал выгоды, но был убежден, что так лучше для этого пустоголового мальчишки. А тот не только не выказывал благодарности, но вел себя просто из рук вон. В конце концов Сэнхэ пригрозил отдать его на рудник — а там найдутся желающие развлечься, не осужденные, так те, кто за ними смотрит. Мальчишка воспринял угрозу куда серьезнее, чем рассчитывал Сэнхэ, и открытое сопротивление на время прекратил. Однако скоро снова взялся за старое, выполняя пустяковые поручения с такой неохотой, что вконец разозлил старика.

«Лесовик» поручил двум младшим домочадцам дома заниматься воспитанием найденыша, а сам стал все чаще отлучаться из дома — в город неподалеку. Что за дела там у него были, домашним знать не полагалось.

Эти двое были не то сыновья Сэнхэ, не то какие-то младшие родственники. Похожие, только глаза у одного обычные, а у другого навыкате. Старика слушались беспрекословно. Сам старик теперь не обращал на Йири никакого внимания, за исключением времени, когда давал уроки — учил, как держаться в приличных домах. А завидев тех двоих, мальчишка чувствовал себя совершенно беспомощным, в груди холодело. Они прекрасно владели искусством наказывать и делали это за малейший просчет — даже там, где, казалось, все было исполнено безупречно. А уж тем более, когда он не выдерживал и говорил такое, о чем сам после жалел.