Песня чужого мира - [2]

Если бы в подобном месте зародились высшие формы жизни, они бы обладали способностью выживать в условиях громадного диапазона температур и давления или могли бы удерживать себя на сравнительно стабильных уровнях внутри атмосферы планеты. Отсутствие твердой поверхности могло бы породить существа, способные управлять своей плавучестью, как это делают некоторые обитатели морей на Земле. Этого можно достичь, имея внутри тела достаточное количество водорода, чтобы подгонять плотность тела к плотности внешней атмосферы. Все это приводит к мысли о пузыреподобных существах с упругой кожей, которые могут двигаться, используя планетные ветры, и подниматься и опускаться в известных пределах.

Чтобы проникнуть в мир таких существ, нужно полностью отказаться от представлений, рожденных нашей культурой. Однако мы уже зашли так далеко, что можем попробовать...

Она плыла, не выбирая направления, среди глубоких каньонов тучи, в которые, как яркие реки, вливались молнии. Песни остальных наполняли воздух успокаивающими ритмами. Под ней, в сердце тайны, пульсировала Глубина, нижний полюс существования, знак вечной мечты. Однажды, может быть скоро, и она сможет приобщиться к тайне. Разбитая, она устремится вниз, пересекая тепловые слои, составляя последние жизненные уравнения на туманных и прозрачных тропах. Немая, она прозревала чудеса там, внизу, она, как и все они, знала: там пройдет немота и зазвучит песня, песня-память, песня — соитие разумов. Знала — и не могла избегнуть своей судьбы, двигаясь в безвременном настоящем.

А недавно были приступы боли...

Рик прибыл на станцию на Титане, внеземном карбункуле, глядящем через море темноты на древнего короля в желтом, Сатурн. Он должен был осмотреть приборы еще в одной камере.

Высококлассный специалист, скорее математик, чем инженер, Рик редко смотрел через иллюминаторы станции на саму планету, предпочитая очищенную картину, точное представление массы и структуры этого гигантского тела в виде данных на экранах системы обзора, за которую он отвечал.

Он, например, знал, что самые тяжелые элементы планеты — в первую очередь железо и кремний — сосредоточены в ее небольшом ядре, вместе с основной массой воды, метана и аммиака, находящихся там в виде очень плотных жидкостей при высоких давлениях и температурах. И он знал все о процессе отделения гелия от водорода, в результате чего гелий в виде капель падал дождем на более низкие уровни, — ведь он сам программировал «плуги», эти корабли-ковши, которые добывали редкостный гелий-3, служащий горючим для термоядерных энергетических установок.

Выйдя из столовой, он быстро огляделся в поисках укрытия. Доктор Мортон Трамплер, низенький и круглый, похожий на сову из-за толстых очков, приближался с улыбкой, излучая доброжелательность. По причинам, известным лишь богам психологии, Мортон выбрал Рика в качестве наперсника, часто загоняя его в угол и разражаясь длинными монологами о своей теории домашних животных-любимцев. Тот факт, что он повторял это многократно, по-видимому, его нисколько не беспокоил.

Слишком поздно.

Рик слабо улыбнулся и кивнул.

— Как дела? — спросил он.

— Отлично, — ответил Мортон. — У меня скоро будут свежие результаты записей.

— Тот же уровень?

— Нет, немного глубже.

— Все еще передаете искусственные песни китов?

Мортон кивнул.

— Ну что ж... удачи, — сказал Рик, устремляясь прочь.

— Спасибо, — ответил Мортон, хватая его за руку. — Мы могли бы поймать нечто очень интересное...

Ну, началось, подумал Рик. Опять о горизонте, лежащем под слоем с замерзшими солями и ледяными кристаллами, где образуются сложные органические молекулы, чтобы падать вниз, как планктон, в ту область, где давление и температура такие же, как в земной атмосфере...

— Зонд проходит через область, где образуются органические молекулы, — начал Мортон. — Мы наконец защитили передатчик от большинства источников статических зарядов.

Рик внезапно вспомнил о свадебном госте и старом моряке. Но гость по сравнению с ним был счастливчиком. Ему пришлось услышать эту историю лишь один раз.

Сейчас пойдет биология, подумал он. Я сейчас услышу о гипотетических живых шарах с чувствительной к гравитации сенсиллой и передающими и принимающими электрические сигналы органами, волны которых проникают через поверхность — по сути, органами осязания и инструментами связи. Я согласен, каждый имеет право на увлечения, но...

— ...И возможность обтекаемой жизненной формы для постоянного вертикального перемещения в поисках подходящей позиции, — говорил Мортон. — В этом случае точечная симметрия подходит больше, нежели линейная, давая мозг, который скорее похож на мозг осьминога, чем кита. Радиальная симметрия могла бы устранить существующее у высших существ на Земле разделение мозга на левое и правое полушария. Как это могло бы отразиться на способе мышления, трудно даже представить.

Новый поворот. Он теперь касался все более тонких аспектов биологии. Видя, что Мортон делает паузу, чтобы набрать воздуха, Рик начал говорить, давая выход копившемуся месяцами раздражению:

— Здесь нет подобных созданий, а если бы они и были, между нами нет точек соприкосновения. Они ничего не строят, они ни с чем не экспериментируют. Здесь не может быть технологии. Вся их культура должна быть заключена в их сверхъестественном мозгу, поэтому у них не может быть истории. Если у одного из них появится какая-нибудь великая мысль и никто из них не оценит ее, она умрет вместе с ним. Они не могут ничего знать о том, что находится за их небосводом, и немногим больше знают о том, что внизу. Их смерть есть просто погружение и исчезновение. У них не может быть жилищ, они — бродяги. Они не могут ничего делать, только есть, издавать звуки и думать свои точечно-симметричные думы. Я сомневаюсь, что мы могли бы найти почву для переговоров, а если бы и нашли, то не знали бы, о чем говорить. Не исключено, что они глупы.