Песня чудовищ - [14]

Военег потянулся к ней, будто хотел схватить за локоть, но Нежата ловко увернулась, да так, что и не поймёшь, умышленно отстранилась или так само получилось.

– Царицей будешь! – рыкнул Военег, теряя терпение. – Кто ещё тебе такое предложит? Скажи мне, кто?! Самоцветами тебя осыплю, Стрейвинские земли подарю, а тех, кто посмеет колдуньей назвать, на кол сажать буду!

– Так разве смеет кто-то называть?

Нежата села на сундук и склонила голову, рассматривая Военега. Ах, страшен он всё-таки был, но и красив, как бывает страшна и красива ночная гроза. Ей нравилось его дразнить, но всё же душой царевна не кривила: не пошла бы за него, только за другого, за того, кто зеркало ей подарил, а вместе с ним – и колдовскую силу.

– Смеют, царевна. Ходят разные толки, я бывал в деревнях, слушал. Болтают, будто ты лягушкой оборачиваешься и бегаешь к чародею миловаться. Я все слухи вырежу. Не посмеют больше языками чесать.

– Меня забавляют слухи. Пускай люди говорят, нужно же развлекаться и кем-то детей пугать. Пусть царевной и пугают.

Военег мучился, смотрел на неё и будто не мог подобрать верных слов.

– Ружан злой человек, – наконец выдавил он. – Как и мой Рагдай. Если станет Ружан царём, что они с тобой сделают? Не отправят ли в монастырь? А со мной под защитой будешь, что бы ни случилось.

– Ах, как ты заботишься обо мне, Военег! – мурлыкнула Нежата и наигранно робко взяла воеводу за грубую руку, покрытую шрамами. – Но есть у меня тот, кто позаботится даже лучше тебя. Да всё равно ты не подарок – не ты ли говорил, что готов убить моих братьев, чтобы самому царём стать? Что сказал бы на это мой бедный отец?

Нежата стиснула руки Военега и потянулась к нему, будто хотела поцеловать, а воевода сам оттолкнул её, развернулся и прорычал:

– Ядовитая ты девка, царевна Нежата. Как бы твой яд саму тебя не отравил.

Он вышел из светлицы, даже не обернувшись.

Глава 4. Уговор с чудовищем

Ружан умел вязать узлы – сколько ни дёргался Ивлад, как ни напрягал мышцы, как ни пытался выскользнуть, а верёвки держали крепко.

Босые ноги онемели от холода, но в остальном Ивлад не чувствовал себя замерзающим. Сперва, когда Ружан натёр его голую грудь снегом, Ивладу показалось, что он умрёт уже очень скоро – стало так страшно и тоскливо. Нередко в деревнях мужья привязывали зимой в лесу неверных жён – пускай забирает их ледяной колдун. Если ночью стоял трескучий мороз, как сейчас, то смерть приходила быстро. Ивлад не ждал лёгкой гибели, всё-таки одежда на нём оставалась, да и сам он не жаловался на здоровье, но шёл час за часом, выползало негреющее белое солнце из-за лесных вершин, а сердце Ивлада не замедлялось. Тогда-то он понял: сестрина накидка грела, да не просто, а по-колдовскому.

Перед глазами всё стояло лицо Ружана: серые глаза смотрят с холодным прищуром, на губах – торжествующая ухмылка, щёки разрумянились от стужи и быстрой езды. Ивлад всхлипнул и снова дёрнулся, сдирая до крови кожу на запястьях.

Впереди виднелись яблони Серебряного леса, и над их верхушками взлетали тени. Против солнца их трудно было разглядеть, но ясно было, что это не птицы и не звери, а дивные чудовища. Ивлад сощурился, сморгнул слёзы, вглядываясь вдаль. Чудеса! Немудрено, что отец пожелал напоследок полюбоваться на такое.

– Эй! – сипло крикнул Ивлад. – Э-гей! Не сестрицу ли ищите? Это я в неё стрелу пустил!

Крикнул и сам испугался, как дерзко прозвучали его слова. Ивлад не знал, слышат ли его девоптицы, но иного способа выбраться не придумал. Была надежда на Звездочёта – вдруг вернётся, если волки не задрали и лихие люди воеводы Рагдая не увели, но что-то не слышался топот копыт по заснеженным тропам.

– Я, я пустил! Прямо в крыло попал! – продолжил надрываться царевич до боли в горле, вкладывая в крик всю боль и злость. – Кровь вашу девоптичью пролил! Сижу здесь, прилетайте, разорвите когтями, коли клювов нет!

Прокричал и замолк, стал ждать, вскинув голову к небу. Сперва ничего не менялось, а потом силуэты, мелькающие над Серебряным лесом, поменяли направление. Ивлад продолжал щуриться на солнце, гадал, летят к нему или всё же не услышали? Но долго ждать не пришлось, скоро над болотистым перелеском зашуршали могучие крылья, сперва высоко, но с каждым кругом спускаясь ниже.

Ивлад не мог отвести от них взгляд. Тени то ложились ему на лицо, то сменялись солнечными бликами, и думал царевич: вот так же кружат вороны над полем после боя, так же смотрят на них те, кто не мёртв ещё, но вот-вот умрёт. Ивлад ещё не ходил ни в одну битву, не бывал ранен и не глядел смерти в лицо до этого дня, но сейчас понимал: что захотят девоптицы, то и сделают с ним. Зачаруют песнями, лишат разума, выцарапают глаза, а может, даже сердце… Не дотянуться до Нежатиного порошка, придётся слушать, если запоют.

Крупная девоптица с тёмным оперением опустилась прямо перед Ивладом, взметнув снежный вихрь. Ещё две сели чуть поодаль, и все они выглядели куда более грозными, чем та, которую ранил Ивлад.

– Что забыл ты у нас, человек? – спросила тёмная, что сидела ближе. На её шее сверкали ожерелья, совсем как у боярских дочерей, а когти страшно блестели на свету: взмахнёт лапой – распорет тело от горла до живота.