Песнопевец - [12]

— Продолжайте. Рассказывайте дальше, об остальном. Пожалуйста!

— Об остальном?

— Вы определили религию или нечто в этом роде. Скажите же мне, как по-вашему, на что это может быть похоже?

Она пожала плечами.

— Не знаю, — сказала она затем. — Если убрать хоть одно предположение, сама догадка начинает выглядеть глупо. Давайте остановимся на этом.

Но такой вариант оставлял мне совсем немногое: сказать «спасибо» и «доброй ночи». И я принялся усиленно размышлять над тем, что она мне рассказала, и единственное, что пришло мне на ум, было мнение Бартелми об обычной распределенной кривой относительно дельфинов.

— Если, как вы предполагаете, — начал я, — они постоянно размышляют и истолковывают сами себя, их вселенная нечто вроде изумительной снопесни, то они, возможно, подчиняются ей по необходимости — одни несравненно лучше, чем другие. Как много Моцартов может существовать в племени музыкантов, чем чемпионов в племени атлетов? Если все они участвуют в религиозной «диагоги», из этого может следовать, что некоторые из них — самые лучшие игроки? Могут ли они быть жрецами или пророками? То ли бардами? Священными песнопевцами? Могут ли районы, в которых они живут, быть святыми местами, храмами? Дельфиньими Ватиканами или Мекками?

Она рассмеялась:

— Теперь увлеклись вы, мистер… Мэдисон.

Я посмотрел на нее, пытаясь разглядеть нечто за очевидно насмешливым выражением, с которым она разглядывала меня.

— Вы посоветовали мне подумать над этим, — сказал я, — попытаться прочувствовать это.

— Было бы странно, если бы вы оказались правы. Верно?

Я кивнул.

— И, возможно, существует также паломничество, — сказал я, вставая, — если только я правильно истолковываю это… Я благодарен вам за те минуты, что отнял у вас, и за все остальное, что вы дали мне. Вы не сочтете ужасным нахальством, если я когда-нибудь снова загляну к вам в гости?

— Боюсь, я буду весьма занята, — сказала она.

— Я понимаю. Я очень благодарен вам за сегодняшнюю беседу. Спокойной ночи.

— Спокойной ночи.

Я отправился назад, к моторке, завел ее и, проплыв мимо волнолома, направился в темнеющее море, оглянувшись лишь раз в надежде обнаружить только то, что должно было быть — девушку, сидевшую на причале, и задумчиво глядевшую на волны. Она похожа на Маленькую Русалочку, решил я.

Она не помахала мне вслед. Но, быть может, было темно, и она просто не заметила.

Вернувшись на Станцию-Один, я почувствовал себя достаточно вдохновленным, чтобы направиться в комплекс контора-музей-библиотека и посмотреть, что мне пригодится во время знакомства с материалами, касающимися дельфинов. Я направил свои стопы через остров к передней двери, миновал неосвещенные модели и выставки оружия и свернул направо, я толкнул открытую дверь. В библиотеке горел свет, но само помещение было пустым. Я обнаружил несколько книг из списка: которые не читал, отыскал их, полистал, но после второй книги угомонился и отправился записать их.

Пока моя рука записывала названия, глаза скользнули по верху страницы амбарной книги и наткнулись на одно из имен, записанных там: Мишель Торнлей. Я посмотрел на дату и обнаружил, что запись сделана за день до его гибели. Я закончил записывать отобранные материалы и решил полюбопытствовать, что это он взял перед своей смертью. Да, почитать и поучиться. Это были три статьи-обзора, а индекс одного из номеров указывал, что это была звукозапись.

Две книги, как выяснилось, были просто-напросто чтивом. Когда же я включил запись, мною овладело очень странное ощущение. Это была не музыкальная запись, а скорее нечто из отдела морской биологии. Да. Если же совсем точно — это была запись звуков, издаваемых китом-убийцей, касаткой.

Тут даже моих скудных познаний вполне было достаточно, но я все же, чтобы не сомневаться, проверил их по одной из книг, что оказались под рукой. Да, кит-убийца, несомненно, был самым главным врагом дельфинов, и где-то не так давно Военно-морской центр подводного плавания в Сан-Диего проводил эксперименты, используя запись звуков, издаваемых касатками во время схватки с дельфинами, в целях совершенствования прибора, предназначенного для отпугивания их от рыбацких сетей, в которых дельфины часто по нечаянности погибали.

Для чего же эти записи могли понадобиться Торнлею? Если их проигрывали с помощью какого-нибудь водонепроницаемого агрегата, это могло вполне оказаться причиной необычного поведения дельфинов в парке в то время, когда был убит Мишель. Но почему? Зачем вообще делать что-то подобное?

Я сделал то, что делаю всегда — сел и закурил.

И во время перекура мне стало еще более очевидно, что все было совсем не так, как казалось во время убийства, и это заставило меня еще раз рассмотреть природу нападения. Я подумал о снимках, на которых видел тела. О медицинских отчетах, которые читал.

Укусы. Следы жевания. Раны…

Артериальное кровотечение, прямо из сонной артерии.

Многочисленные ранения плеч и грудной клетки…

Если верить Марте Миллэй, дельфины подобным образом не убивают. И все же, насколько я помнил, у них множество зубов — пусть не слишком уж жутких — но пилообразных. Я начал перелистывать книгу в поисках фотографий челюстей и зубов дельфина.