Песни в пустоту - [92]

Константин Мишин

Вадим Зуев, он же Ротон, переехал из Тюмени в Москву жить. Ну, точнее, его мать переехала, и он поступил в медучилище в Орехово-Зуево, наверное, чтобы шприцы бесплатно доставать, иметь доступ ко всяким спиртосодержащим продуктам и прочим таблеткам. У нас сложилась юго-западная тусовка по географическому признаку. Я, Боря Покидько из “Лисичкиного хлеба”, Усов, Рудкин, Шура Серьга и Ротон. Мы решили, что нечего надеяться, ждать милостей от природы, надо самим себе все делать, самим помогать друг другу записываться, играть друг с другом в проектах. Усов тогда же решил издать журнал “Связь времен”, потому что у него была идея, что делать третий номер “ШумелаЪ мышь” – это уже попс. Потом подтянулись и Леша Экзич в эту формацию, и Леший. А Кульганека этот дикий экстрим начал тяготить. Один, два, пять раз это все как бы весело, а потом, когда постоянно так… Рискуешь по-серьезному в мусарник попасть или под бандитский замес, это напрягает. Ну и вообще, чисто по-человечески как бы тяжело просто, скажем так, с психически ненормальными людьми долгое время общаться. И он начал от всего этого дела немножко отходить. А Усов начал искать новых людей. Первый, кто ему под руку подвернулся, – это Борян Покидько, который в соседнем доме жил. И Арина тоже. Там три дома рядом стояли. Дом Арины, потом дом Бори торцом, потом дом Боряна.

Борис “Борян” Покидько

Репетиции “Лисичкиного хлеба” проходили у Усова, каких-то совместных проектов – у меня, когда родителей не было, после школы. Иногда у Рудкина. Это был 93-й год. Появлялись новые и новые люди, у Усова была масса знакомых. Постоянно какие-то квартирники, концерты. Разговоры, хождения, какие-то действия… Все это наложилось на то, в каком я возрасте тогда был. Передо мной открылся целый мир. В том числе благодаря Усову. Причем многие книги, которые он мне давал и советовал мне почитать, были любимыми книгами моей матери, то есть был у него очень большой, глубокий багаж такого русского интеллигента, несмотря на весь его радикализм. Он очень глубоко вобрал русскую – да и мировую – художественную культуру. Такие какие-то радикальные странности и изменения личности – они появились много позже. Тогда были только намеки. И вся агрессия, которую он проявлял периодически, она была оправданна ввиду тогдашнего положения дел. В общем, он казался полностью нормальным человеком.

Алексей “Экзич” Слезов

Они были озлобленные книжные мальчики с окраин, которые корчили из себя героев, бандитов, алкоголиков и так далее. И эти люди сплотились тогда вокруг Коньково, квартиры 104, про которую Усов пел: “Четвертый день сижу в квартире сто четыре, на морде кровь, часы показывают час”. А так как мы имели перед собой пример Летова с его “Гроб-студией” и безумным количеством альбомов, то Усов решил тоже, что надо писать альбомы всей тусовкой. С одной стороны, это было правильно, с другой – музыкантов там не было. То есть было много людей, которые брались за гитары и какие-то другие инструменты, но реально играть почти никто не умел. Поэтому с музыкальной точки зрения все это изначально было провально.

Александр “Леший” Ионов

Хоть слово “формейшн” и было у всех в обиходе, никто не придавал ему такого почти религиозного смысла, как это было позже и есть сейчас, когда существуют сообщества в интернете и люди, которые тогда в школу в пятый класс ходили, теперь чуть ли не молятся на это. А тогда “формейшн” – это из уст Усова вылетало просто как некая шутка. Это никогда не выглядело, будто формейшн – какое-то движение, как “Гениальные дилетанты” в Германии с Einsturzende Neubauten. Да и не было никакого формейшна – просто собирались, играли, бухали, хулиганили. Причем интересно, что в душе-то мы были абсолютно панками, ну там постпанками, по поступкам, по всему. Но внешне это никак не выражалось.

Борис Белокуров (Усов)

Формейшн означало “Усов плюс все остальные”.

Арина Строганова

Когда мы познакомились, основным у “Соломенных енотов” был альбом “Итог – революция”, новым – заметно отличавшийся в сторону большей музыкальности альбом “Недостоверные данные о счастье”. Поражала ни на что не похожая энергетика и манера исполнения вкупе с такими же ни на что не похожими, очень яркими и талантливыми текстами. (Трудно передать словами непосредственное впечатление от голоса, интонаций, поэзии, драйва.) Я познакомилась с Аней Англиной, игравшей в “Соломенных енотах” на гитаре, с другими формантами и младоформантами. Они здорово подпитывали друг друга, постоянно встречались, фантазировали, придумывали массу своих словечек и выражений и распространяли их в массы. Общение велось непрерывно, все ездили друг к другу в гости, в кино, за кассетами, за книжками, на концерты, свои и чужие. Втроем: Борис, Аня и я – мы подзаработали на переводе с английского дурацкой книжки некоей Кэтрин Куксон. Работать, конечно же, было очень весело. “‘Нет, о Боже, нет!’ Священник хихикнул”, “Стопудово, святой отец!”, “‘Покедова’, – сказала она” и т. п. Никакого редактора в издательстве, похоже, не было, и книжка так и вышла с нашим “юмором”. Атмосфера того времени, основные события, пройдя через своеобразное Борино восприятие, немедленно отражались в журнале “Связь времен”, редактором и основным автором которого был Усов.