Песни в пустоту - [77]

Александр Литвинов (Веня Дркин)

Мне кажется, что Дркин – это явление, которого нет, и оно достойно быть показанным везде. Мне сейчас играть негде, кроме как в Воронеже, Белгороде, Москве, нескольких городах Украины. Питер, Рязань, Калуга и прочие меня не знают (кроме, может быть, пары торчков, которые ездят по стране и слушают записи). Мне кажется, что это достойно быть услышанным во всех городах, и я хочу играть много.

(Из интервью В. Ласточке и И. Поволяеву для газеты “Рок-н-роллер”, 1998 год)

Владимир Кожекин

В Москве он умудрился не встретиться ни с кем, кто мог бы это адекватно оценить. Появлялись директора, что-то обещали, ничего не получалось. Появлялись люди, которые говорили – сейчас я дам тебе много денег, все будет. Появлялся Пшеничный с “Видеосервисом”. И ничего не было в результате. Он сидел в жесткой засаде и перед смертью по поводу музыкальной деятельности был в полном обломе полностью. Говорил – если выкарабкаюсь, концертов играть не буду. Нечестно, я отдал все – мне не дали вообще ничего.

Петр Глухов

В 98-м я на Арбате пел Дркина – хотел в Европу в очередной раз поехать. Ко мне все время подходили люди: о, а где он, что-нибудь знаешь? Говорили – смотри, если что, ничего не подписывай: все беспокоились, что он сейчас что-нибудь подпишет и продастся. У всех было ощущение, что сейчас рванет. И на самом деле там Пшеничный привел “Видеосервис”, и “Видеосервис” тоже искал Дрантю. Он летом приезжал сюда, составлял смету на проект: вписка, репетиционная база, еда музыкантам, звонки на Украину – тысячи две долларов в месяц на тусовку из шести человек. Типа, сделаем программу, и все будет круто. Но он приезжал на один день, никто его не успел поймать. А в сентябре случился дефолт, и все договоренности уже были ни к чему.

Владимир Кожекин

Дркин – последний человек, которого переписывали на кассетах. Предпоследний – Чиж, а Дркин – последний.

* * *

До некоторых пор в истории Дркина была нелепость, но не было трагедии – что в Москве, что в Лондоне десятки других подобным же образом обивали пороги, чтобы рано или поздно достучаться. Осенью 97-го, после суматошных гастролей, неорганизованных записей, надежд и поражений, Дркин с распухшим горлом уезжает домой, на Украину. Чтобы получить диагноз “рак крови”. Чтобы лечь в луганскую больницу на химиотерапии. Чтобы позже в городе с ископаемым названием Антрацит с помощью двух допотопных магнитофонов сделать свою последнюю запись – сложносочиненную сказку “Тае зори”, масштабную театрализованную вещь, приводящую всю разрозненную образную систему его песен к единому знаменателю. Чтобы сыграть свой последний концерт на празднике комбината “Стирол”, под крики пьяных мужичков, требующих дискотеки, – и таким образом в каком-то смысле предвосхитить путь значительной части бойцов нового русского рока – из подвалов к корпоративам. Чтобы последней спеть в микрофон каленую песню с рефреном “Лети, моя ласточка, пулей в висок”.

Анастасия Тюнина

В какой-то момент стало ясно, что он заболел. У него опухли лимфоузлы под ушами, он меня спрашивает – ты не знаешь, что это? Я говорю – не знаю, но лучше ты езжай к врачу. Он говорит – я думаю, это меня кошка поцарапала. Но опух очень страшно и шарфом заматывал шею, чтобы не было видно. Я говорю – слушай, ну езжай домой, ну надо. В России-то его никто не обслужил бы с украинским паспортом. И они потом еще с Лерычем пили, он никак не мог уехать, потому что ну как – с утра встали, опохмелились, к вечеру уже никакие, какой там поезд. А потом уехал все-таки. И через полгода мне сказали, что он в коме.

Сергей “Фил” Белов

Были слухи, что он служил в ракетной части в Павлограде – и там были какие-то излучения, откуда и рак. Еще со Свердловской рядом был, да и есть, алюминиевый комбинат. Но теперь-то уже не проверишь, что откуда, – слухи это все.

Петр Глухов

Про болезнь до последнего никто ничего не знал. То есть уже когда год делали химиотерапию, тут была полная тишина. Однажды какая-то воронежская девочка туда съездила, вернулась и стала поднимать волну: давайте срочно собирать деньги, у Дркина рак. Это было как раз в 98-м году, весной. Но тут-то тоже не дураки. Позвонили Дркину, мол, говорят, у тебя рак. Он отвечает: “Да вы что, с дуба рухнули? Да все нормально, я тут чуть-чуть заболел, пить запретили, подлечусь – приеду”. И закрыли тему.

Валерий “Лерыч” Овсянников

Пока не выяснилось про болезнь, он сам ничего не говорил, только слухи доходили. А там уже и концерты договаривались делать, и из Москвы мне звонили, мол, где он? А я и не знал. Он еще, когда возвращался, попал в историю в Николаеве: его там обули какие-то бомжи, он доехал в пальто каком-то непонятном, с шишками, с шарфом вокруг головы, ну кошмар какой-то. Потом на полгода он пропал – и потом уже новости, мол, надо помогать.

Владимир Кожекин

Последний концерт, когда он уже при смерти был, – это вообще кошмар. На каком-то Дне города в Горловке отыграли три песни, а после этого – дискотека. И слышно, как народ орет: “Танцы, танцы”.

Валерий “Лерыч” Овсянников

Там у них, конечно, мрачно было. Воды нет постоянно, еще чего-то. Ну что говорить – в итоге Полина продала там квартиру и купила в Воронеже стиральную машинку. Примерно такой уровень. Мы после похорон жили там – ну день сурка просто: выходишь, идешь на рынок, на кладбище еще ходили – все одно и то же. Его потому и мотало, что там делать было нечего. В своем отечестве, сам знаешь. Почему там все и кончилось концертом на дискотеке. Здесь бы он этим не занимался.