Песни преданности - [8]

Шрифт
Интервал


(60)

Поступай теперь, как считаешь нужным; в соответствии со своей волей спаси меня или уничтожь; приблизь меня к себе или отдали от себя; низринь меня обратно в мир или избавь от этого. Полностью невежественный, я искал Тебя; я ничего не знаю о вере и преданности. Я вовсе не понимаю духовных предметов, я самый убогий из всех убогих. Мне не под силу успокоить свой ум, я не могу обуздать свои капризные чувства, в борьбе с ними я совершенно обессилил; умиротворение и покой далеки от меня. Я подношу Тебе безграничную веру, я возлагаю к Твоим стопам свою жизнь; поступай теперь, как пожелаешь, я могу полагаться лишь на Тебя; о Господь, Ты — моя опора, я крепко уцепился за края Твоей одежды. Тука говорит: Тебе решать, как отвечать на мои усилия.


(61)

Теперь я достигну совершенного счастья. Я миновал все чужие земли, я не вижу ничего, кроме материнского дома. Рядом со мной Витхала и Ракхумаи, мои сестра и брат, отец и мать; Он глава всей моей семьи. Вокруг меня нет никого, кто был бы мне чужим. Я распространяю свое влияние на весь мир. Я сбросил с себя бремя зависимости от других, теперь я распоряжаюсь всем сам; я откинул стыд и тягостные заботы. Я позволяю своим желаниям оставаться дома, в моем материнском доме, где я волен поступать как пожелаю. Я действую так, как велит мне Он, я не боюсь совершить ошибки. Мне долго приходилось терпеть общество тещи, меня терзали множество желаний — теперь же я позабыл о мирских выгодах. Мои отец и мать ласкают меня с нежной любовью, они мягко расспрашивают меня и просят открыть им мои детские желания. Впредь Тука, вопреки своему природному косноязычию, будет говорить без запинки.


(62)

Пища, которую дает нам Он, бесконечно сладостна, поэтому я предпочитаю поиск Кришны самой жизни. Радость от общения с Ним возрастает от мгновения к мгновению. Впредь, — говорит Тука, — я буду учить людей любить Его так же, как я.


(63)

Маленькие пастушки собираются и начинают составлять план: «Пошли сегодня воровать масло; и Луноликого с собой возьмем. Ребята, есть тут один, которого нам все это время ждать приходится». Говинда идет впереди, пастушки следуют за Ним; Он действует своим обычном образом: скрытый от всех, Он направляется то туда, то сюда. Вот Он видит дом, в котором никого нет. В нем хранятся девять видов масла[36]. Сначала Он заходит туда сам, затем раздает им кувшины с маслом. Он не позволяет им разговаривать, Он говорит: «Тихо! Когда Я дам знак, пейте молоко». Полностью довольный, Тука служит Богу.


(64)

Его спутники начинают громко возмущаться: «Канхоба, Ты никогда не позволяешь нам получить самое ценное, что у Тебя есть. Мы больше не играем; мы поняли, каков Ты на самом деле. Мы больше не можем нести эту тяжесть: Ты слишком долго ехал у нас на плечах и ни разу не слез». Туке становится ненавистна жизнь в преданности, но Бог не даст ему уйти.


(65)

О речь моя, отныне поминай Бога! О вредоносное создание, что находит удовольствие в пустой вздорной болтовне! Ты перестала повторять «Витхала! Витхала!», но теперь, — говорит Тука, — будь уверена: я заставлю тебя служить Господу.


(66)[37]

По происхождению я шудра, я стал торговцем; с незапамятных времен в нашем роду как семейное божество почитали Витхобу. Я не должен был бы это рассказывать, но поскольку вы, о святые, задали вопрос, из уважения к вам мне приходится сказать несколько слов о себе. После того, как мои родители завершили свой земной путь, я сполна испытал на себе мучения этого мира. Из-за голода я лишился своих сбережений, а также потерял доброе имя; моя первая жена умерла, моля о пище. Мне стало невероятно стыдно, это горе причиняло мне тяжкие мучения; я понял, что близок к полному краху. Наш семейный храм лежал в развалинах; тогда я решил поступить в соответствии с тем, что уготовила мне судьба. Я начал проповедовать и петь в дни экадаши[38], но первое время мой ум был отвлечен и блуждал. Поэтому я, призвав на помощь всю свою находчивость, выучил наизусть некоторые стихи святых, с полной верой в последних. Когда другие запевали, я подхватывал припев, очищая свой ум верой. Я почитал воду, которой были омыты стопы святых, за священную; я не позволял проникнуть в свой ум ни одной постыдной мысли. Как только выпадал случай, я служил другим, изнуряя собственное тело. Я не обращал внимания на друзей, которые любили меня, мне опротивел мир. Я заставлял свой ум удостоверяться, что истинно, что ложно, я ни во что не ставил мнение толпы. Я строго следовал наставлению моего учителя, которое он дал мне во сне[39], я твердо верил в имя Бога. После этого ко мне пришло поэтическое вдохновение; в сердце своем я обнял стопы Витхобы. Вскоре на меня обрушился тяжелый удар: мне запретили писать; поэтому на какое-то время мой дух погрузился в скорбь. Мои рукописи выбросили в реку[40], я сносил оскорбления, подобно кредитору; Нараяна утешил меня. Если я стану рассказывать всю свою историю, повествование получится слишком долгим и растянется допоздна, поэтому достаточно того, что я рассказал сейчас. Теперь вы видите, к чему я стремлюсь сейчас, а каким путем я пойду в будущем, ведает Бог. Бог никогда не пренебрегает своим слугой, я убедился, что Он милостив. Тука говорит: вот все мое достояние — я пою стихи, которые подсказывает мне Пандуранга.