песни мертвых детей - [31]

— Класс! — заорал тогда Эндрю. — Вы только гляньте!

— Брось, — сказал я.

А Эндрю еще выше поднял птицу и рот раскрыл, словно собирался спагетти проглотить. И тут раздавленный воробей оторвался от веерного крыла и шмякнулся прямо в пасть Эндрю.

Эндрю как харкнет, а потом еще как харкнет, и еще раз сто как харкнет.

Мы все страшно ржали, особенно Пол.

Когда Эндрю закончил харкать, он размазал ногой воробьиные внутренности по асфальту и сказал:

— Тупая птичка.

6

В другой раз, когда мы были совсем сопливыми, может, лет девять нам было, мы наткнулись на помиравшего кролика. Это было в самом конце Газового переулка. Кролик лежал под живой изгородью и громко-громко дышал. Глаза у него были мутные, словно под пленкой, как у нищих индианок, у которых у всех катаракта. Из-под пленки текла какая-то слизь, вся в пузырьках А шерсть у него выглядела так, словно ее моль пожевала и выплюнула. И тогда снова Эндрю больше всех заинтересовался. Мы ждали, что кролик испугается нас и драпанет, но у него не осталось сил. Эндрю взял его за задние лапы и поднял, кролик оказался жутко длинным, уши едва до земли не доставали.

— Эй, слышите, как сердце бьется? — сказал Эндрю и поднес кролика к нам, чтобы мы потрогали.

Он был прав, сердце у кролика билось ужасно сильно.

Эндрю перекинул кролика через плечо, словно школьную куртку в жаркий день.

— Пойду покажу отцу, — сказал он.

Мы находились в самом конце дороги, то есть прямо за Стриженцами. Лучший отец копал в саду картошку. Эндрю зашагал прямо к нему, но кролика не показывал, вывалил его, только когда подошел вплотную, — к ногам отца.

— Где вы это нашли? — спросил отец Эндрю без всякого удивления.

— Недалеко от Газового переулка, — ответил Эндрю. — Он еще трепыхается.

— Тогда почему бы вам не отнести его в Парк, не найти кроличью нору побольше и не засунуть его туда?

— И что тогда будет? — спросил Эндрю.

Лучший отец рассказал нам про миксоматоз. Что это рак такой кроличий. Что в прежние времена люди специально заражали этим раком кроликов, чтобы те подыхали, потому что их расплодилось слишком много и они сгрызали весь урожай.

— Если этот кролик живой, — сказал отец Эндрю, — то он свою заразу передаст другим кроликам, а те еще другим кроликам.

И он добавил, что это будет чертовски хорошее дело.

— А кролики когда-нибудь выздоравливают после этой болезни? — спросил Питер.

— Нет, — ответил отец Эндрю. — Если уж кроль ее подцепил, то ему хана.

— А люди? — спросил я. — Они ведь иногда выздоравливают, правда?

— Ну да, — сказал Лучший отец. — У людей шанс есть. А теперь уберите эту хрень подальше от моей картошки.

Мы попрощались и ушли.

Теперь Эндрю нес умирающего кролика в вытянутой руке. Слово «рак» ему не понравилось.

(Про людей, болеющих раком, я спросил потому, что у моего дедушки был рак, но мне велели никому об этом не говорить. Дедушка не хотел, чтобы люди знали о его, как он говорил, «личных проблемах». Дома мы даже слово это не произносили. Мы всегда говорили либо «Большое Ры», либо «дедушкина маленькая проблема». Большое Ры сидело у дедушки в простате — это что-то вроде затычки, которая открывается, когда надо струйку пустить. Понятия не имею, как в эту затычку прокралось Большое Ры. Команде я, конечно, рассказал о дедушкиной болезни.)

По дороге в Парк я взглянул на кролика, которого Эндрю на ходу мотал взад-вперед, в такт шагам. Теперь, когда я узнал про миксоматоз, я обратил внимание, что глаза кролика немного похожи на дедушкины глаза. Дедушке иногда нужно покапать в глаза, чтобы он смог видеть. Я ему всегда капаю.

Эндрю сказал, что знает, где находится самая большая кроличья нора в Парке. Вообще-то каждый из нас знал про самую большую кроличью нору. Но Эндрю повел нас на вершину Оборонного холма (где много лет спустя мы стояли и смотрели в сторону Питера, лежащего в больнице), а затем мы немного спустились по противоположному склону. В земле было три дырки. Повсюду раскидан серый песок и горошинки помета. Эндрю выглядел страшно довольным, он ведь занимался двумя самыми своими любимыми вещами на свете: подчинялся отцу и убивал животных. Он запихал кролика в самую большую нору и вытер руки о штаны сзади.

— Наш урожай в безопасности, — сказал он.

Отважно напрягая последние силы, кролик попытался выпрыгнуть из норы. Наверное, он хотел спасти своих братьев и сестер.

У Эндрю братьев и сестер не было. Он быстро шагнул к норе и пнул кролика в голову.

Все мы услышали, как хрустнула шея.

Эндрю нехорошо выругался. Он поднял за ухо обвисло-мертвого кролика и выругался снова, а потом еще.

— Зачем это дерьмо выпрыгивало! — сказал он.

— Ты положил конец его страданиям, — сказал я.

— Но он нам нужен живым, чтобы побольше кроликов передохло, — очень серьезно сказал Эндрю. — Чтобы наш урожай был в порядке.

У Питера был такой вид, словно он со мной согласен.

— Все равно опусти его в нору, — сказал он. — Если он не остыл, то, может, еще подействует.

Эндрю отпустил кролика, и тот сгинул во мраке подземелья.

— Почему бы нам не поискать еще больных кроликов? — предложил Пол. — Притащим их сюда и изничтожим весь кроличий род.

— Пойду отцу помогу в саду, — угрюмо сказал Эндрю. — Ему ничего не говорите.