Как бы там ни было, ответы на эти вопросы имели для нас наименьшее значение в ту ночь, когда жрец с наточенным секачом, подчиненный неведомой силе, вышел на главную улицу. Деревья засияли почти нестерпимым для глаз светом, а знойный воздух заполнился звуками, напоминавшими отрывистые смешки. Наша участь читалась во взглядах мистера Марбла, переползавших с одного дома на другой, и мы, не обманываясь, понимали, что будет кровь, много крови, что именно ее — в неуточненных объемах — требовало новое ужасающее божество.
Как и любая тварь человеческая в ожидании расправы, каждый из нас молился об избавлении, надеялся, что суровая участь как-нибудь обойдет стороной, заберет кого-то другого. Все мы трусливо взывали о том, чтобы смерть взяла ближнего заместо нас самих. Но позор наш не продлился долго: с улицы наружу нас стали звать те, кто по тем или иным причинам не попал домой.
— Он ушел, — сказал кто-то.
— Мы видели, как он углубился в чащу, — раздалось следом.
— Он поднял свой нож, но рука дрожала, словно он боролся с собой…
— …и в конце концов он ушел…
— …шагая будто против ветра, наклонился вперед, и каждый шаг давался ему с трудом… Боже, я так боялась, что он вернется на главную улицу!
— А я, — сказал мужчина, прибывший позднее всех, — если бы он все-таки задержался, так вот, я бы подошел к нему и сказал бы: бери меня, пощади остальных. Кровь есть кровь.
Но ни от кого не укрылась фальшь в его словах.
Несколько часов прошло, и мы сгрудились на главной улице, выжидая, не вернется ли мистер Марбл. Деревья окрест нас исчезли в собственном излучении, и в ночи воцарился покой — всякий звук умер. Так и не дождавшись никого, мы с опаской расползлись обратно по домам, из комнат которых будто выветрился дух зла, и вскоре город спал, не видя снов. Почему-то мы уверились в том, что в остаток этой ночи с нами уже ничего не произойдет.
Но на рассвете открылось, что кое-что все-таки случилось. Земля под ногами стала холодной. Деревья стояли обнаженные, а опаль покоилась на земле, как будто отсроченная смерть настигла каждый листик и яростно пожрала. Обыскав весь городок и окрестности, мы убедились, что странный сезон миновал… а вскоре на поле нашли тело мистера Марбла.
Точильщик, вытянувшись, лежал лицом вниз в куче грязи перед развалившимся пугалом. Когда мы перевернули его, он уставился на нас глазами столь же бесцветными, сколь само это пепельно-серое утро. Кисть левой руки была отсечена ножом — тем самым острым секачом, который он по-прежнему сжимал в руке правой.
Кровь растеклась по земле и почернела, запекшись на теле самоубийцы. Но те из нас, кто поднимал это обмякшее, почти ничего не весившее тело, вскоре поняли, что никакая это не кровь. Пальцы наши погружались лишь в легкую зримую тьму — послед твари, овладевшей погибшим и унесшей его в свою чертову берлогу. Но ведь мистер Марбл всегда был куда ближе к природе, чем мы… Отдав последнюю почесть, мы опустили его тело в самую глубокую могилу — и забросали землей.