Песни чёрного дрозда - [8]

Как же совместить все это с деятельностью некоторых сотрудников в отделе, откуда руководят заповедниками? Ведь там тоже работают зоологи, охотоведы и ботаники?..

Ответа на этот вопрос Молчанов не находил.

…Весь вечер они молчали. Котенко писал кому-то письмо, кажется, опять по поводу устройства национального парка у границ заповедника. Саша делал заметки о фенологических датах и развитии животных в «Летописи природы», переписывал свой порядком потолстевший дневник.

Уже после десяти Котенко вдруг спросил:

— Ты сделал фотографии, какие обещал?

Саша кивнул.

— Где они? Дай-ка глянуть.

— Перед вами, на столе, — сказал Саша.

— А, вот что значит этот безалаберный день!

Он взял фотографии, и выражение его мужественного лица стало меняться. Сбежала тень нервной озабоченности, у глаз собрались добрые морщины, а губы раздвинулись. Любовно и радостно рассматривал он статного Хоба, хорошо снятого с близкого расстояния и ещё ближе, совсем рядом, где крупно вышла его венценосная голова. На этой, второй фотографии олень бесстрашно глядел большими влажно блестевшими глазами прямо в объектив.

— Хорош рогач, а? Можно сказать, выставочный экземпляр. Пожалуй, лучший олень на Кавказе. Согласен? Впрочем, ещё бы не был согласен! Твой воспитанник, если не сказать большего. Надо с ним почаще встречаться, Саша, пусть он снова и хорошенько подружится с Архызом. А ещё лучше — с Лобиком. Интересно, узнают ли друг друга медведь и олень, когда встречаются? И встречаются ли они, как ты думаешь?

— Не знаю. Боюсь, что нет. Вот с Архызом я их непременно подружу. И запросто. Они и сейчас не дичатся друг друга, хотя и не подходят близко. Позитивный нейтралитет.

— А если Хоба на глазах Архыза попадёт в беду? Как думаешь, овчар выручит его?

— Без сомнения.

Котенко замолчал и задумался над фотографиями. Спустя некоторое время сказал:

— Да, Лобик… Он очень нужен для полноты опыта. Придётся тебе отыскать это недостающее звено. А фотографии хорошие. Очень хорошие. Убери. Пригодятся для работы над будущей диссертацией. Как ты её назовёшь? «Человек и зверь»? Звучит? Ладно. Теперь давай, Саша, ужинать.

Утром в конторе они узнали, что сотрудник из отдела сегодня вылетел к ним.

2

Молчанов подходил к зданию конторы, когда из ворот выкатилась директорская машина и посигналила ему.

— Садись, Александр Егорович, — приказал директор. — Поедем в аэропорт, встретим высокого гостя.

— Может, без меня? — Молчанов как раз хотел продолжить разбор своих многочисленных записей.

— Давай, давай, едем!

В здании нового аэровокзала было прохладней, чем на улице. Ждали недолго. Голубой «АН-24» свалился с неба, пробежал немного по траве и, взревев моторами от избытка мощности, затих перед бетонной дорожкой.

— Как мы его узнаем среди сорока пассажиров? — сам себя спросил директор. — Фамилия мне ничего не говорит. Капустин какой-то. Незнаком.

До сознания Александра эти слова пробились не сразу. Капустин? Капустин… Вдруг он почувствовал, что ему стало жарко. Неужели тот самый Виталий Капустин? Нет, не может быть. Тот в Ленинграде, а этот из Москвы. Он снисходительно улыбнулся своему внезапному испугу. Мало ли Капустиных на белом свете!

Но когда в проёме самолёта он увидел молодого человека, который, выходя, зацепился шляпой за металлический верх и с виноватой улыбкой успел подхватить её, когда рассыпались его светлые волосы, а глаза на располневшем, но очень похожем на то, прежнее, лицо инструктора по туризму воззрились с каким-то испуганным изумлением на него, Молчанова, Саша сразу понял, что ошибки нет. Да, тот самый. Тихо сказал директору:

— Вот этот, со шляпой в руках, и есть Капустин.

— Ты его знаешь?

— Старое знакомство. Он когда-то работал на турбазе в Жёлтой Поляне, а я там в школе учился…

Капустин уже улыбался и шёл к ним с плащом в одной руке, с ёмким жёлтым портфелем в другой. Он был обрадован и, кажется, польщён, что его встречают у самолёта. И что среди встречающих оказался Молчанов, хотя у этого Молчанова были веские основания не очень радоваться встрече с прошлым. Впрочем, может, это и не так. Шесть лет прошло, все быльём поросло.

Эти мысли только промелькнули в голове Виталия Андреевича Капустина и тотчас оказались потесненными другими, уже чисто служебными мыслями. Он подчёркнуто-вежливо и с достоинством пожал руку старшим — директору и его заместителю — и только тогда повернулся к Молчанову.

— Рад видеть тебя, старик, — совсем уж радостно и по-свойски сказал Капустин, считая, что старое их знакомство и новое его положение разрешают фамильярность и обращение на «ты».

— Здравствуй, — немного холоднее, чем надо бы, ответил Молчанов и пожал протянутую руку, довольно полную и мягкую руку, которая этой мягкостью, безволием и домашним теплом уже свидетельствовала, что туризмом, спортом, физической работой молодой человек давно не занимается. — Не ожидал видеть тебя в такой высокой должности и с такой миссией.

— "Все течёт, все меняется", — сказал один древний. Я рад видеть тебя здесь… — Капустин и в самом деле даже порозовел от удовольствия. Обращаясь уже ко всем, он продолжал: — Вы тут, друзья мои, кажется, немного понервничали по поводу и без оного. Пахтан перед отъездом говорил мне, что в заповеднике оппозиция и все такое прочее. Постараемся найти общий язык. Вот и Молчанов нам поможет, по старой дружбе, верно, Александр?