Песни чёрного дрозда - [48]

Его положение час от часу становилось все более незавидным, если не сказать отчаянным. Уже за полдень — и все то же. Боль в лапах и во всем теле от неудобства усиливалась.

Попробовал было спуститься. Осторожно держась за одну ветку, он прошёл по другой подальше от ствола. Ветка клонилась под тяжестью тела все ближе к земле. Лобик глянул вниз. Вот они! Семёрка секачей тесным кругом стояла точно под ним и глаз не спускала.

И вот тогда случилось нечто такое… Нельзя утверждать, что Лобик созорничал, скорее, сделал это по необходимости, не учитывая, как отреагируют неприятели. Словом, вниз полилось, и тёплое, пахнущее медведем, обрызгало все кабанье войско. Ответом был такой взрыв ярости, что медведь благоразумно отвалился ближе к стволу. А кабаны бились внизу друг с другом, падали, визжали, хрипели, и уже не на медведя было повёрнуто их вполне законное негодование, а друг на друга: их спины, щетина, уши — все ужасно пахло медведем…

«С приветом» кое-как навёл порядок в своём воинстве, но долго ещё и он сам и другие секачи катались по взрытой земле, очищая с себя скверну.

Не жди пощады, медведь!..

Лобик сидел теперь тихо и затравленно. Шли часы. Вот попал!

Уйдут они к вечеру или не уйдут?

Одноухий чувствовал, что до вечера ему не усидеть. Значит, будет битва, которой медведь так не хотел.

Он решил прыгнуть прямо в кучу сгрудившихся секачей. Лобик осторожно прошёл по толстой ветке, зорко глянул вниз и только тогда заметил какое-то беспокойство среди секачей. Удержавшись от прыжка, Лобик втянул воздух. Да, сюда идут. Запах собаки. И того самого оленя. И Человека, которого он сопровождал. Ну, кабаны…

Секачи нервничали. Их длинноносые морды все, как одна, вытянулись в ту сторону, откуда накатывался запах. Свинки с поросятами враз исчезли.

Одноухий из-за густой листвы не видел края поляны. Поэтому не понял, почему вдруг «С приветом» кинулся поначалу вперёд, а затем взрыл передними копытами податливую землю, развернулся и с нутряным хрипом в горле, явно устрашась новой опасности, бросился в противоположную сторону, увлекая за собой оробевших секачей.

Осада кончилась неожиданно. Медведь мог спуститься.

Но он не торопился.

Он не видел ещё Архыза, хотя по запаху знал, что тот здесь. Архыз действительно стоял на краю поляны и с любопытством оглядывал черешню, где что-то копошилось и ворчало. Вряд ли овчар своим появлением устрашил кабанов, тем более такого героя, как «С приветом». Но из леса все более явственно стал доноситься запах Человека и ружья, это и послужило причиной их бегства. Тот же запах, все-таки устрашающий запах, обеспокоил и Лобика. Он поднялся выше и, крепко уцепившись за ветки, стал ждать.

Авось пронесёт.

Но Архыз уже вертелся под черешней и недоуменно заглядывал наверх.

Чего, приятель, не спускаешься? Друзья пришли.

Несколько часов назад, повозившись со своим оленем, Молчанов решил пройти лесниковой тропой через увал от верховьев одной реки к другой. Шли трое — Архыз впереди, Хоба замыкал шествие и никак не хотел отставать.

Едва перевалили увал, как Архыз стал проявлять нетерпение, и Александру раза три пришлось в приказном порядке возвращать овчара, так и рвавшегося вперёд. Дело в том, что он уже напал на след кабанов, недавно прошедших здесь. На спуске к реке овчар все же вырвался из-под опеки хозяина и рванулся вперёд. Вот почему он первым высунулся из кустов, внеся смятение в ряды секачей, осаждавших черешню. Тогда же он учуял и Лобика на дереве.

Послышался хруст веток. Подошёл Молчанов.

— Что там? — тихо спросил он Архыза и спустил предохранитель карабина.

Хоба мгновенно улизнул в сторону. Военные действия с применением ружья — не для его характера.

Александр выглянул. Поляна была пустой. Вся изрытая, загаженная, она походила на стойло у свинарника. И пахло так же. Архыз все крутился под самой черешней.

— Ушли, не дождались, — сказал Молчанов, успокаиваясь, и в это время поглядел на черешню. — Ушли, да не все. — Он вскинул на всякий случай карабин.

Архыз дружелюбно вилял хвостом.

— В чем дело? — Александр опустил ружьё, всмотрелся получше. Широкая улыбка осветила его лицо. — Лобик, как же ты?

Следы клыков на стволе, сорванная кора, истоптанный луг, медведь, вцепившийся в ветки дерева чуть не на самой верхушке, — все стало понятным. Смешно! Такой большой, сильный, и вот…

Молчанов отошёл подальше, положил карабин, сверху рюкзак и сам сел в стороне, отозвав Архыза.

— Слезай, Лобик. Не бойся, трусишка. Их уже нет. Ружья тоже нет. Слезай!

Запах ружья действительно исчез. Запах Человека и собаки ослабел. Сидеть на ветках уже не было сил. И Лобик стал спускаться, скользя когтями по разорванной коре.

Слезал Лобик задом, все время отворачивая морду в сторону, чтобы видеть, что его ждёт. На земле тихо. Человек смирно сидел в стороне. Ладно. Коснувшись земли, медведь хотел сразу же стыдливо бежать, но оказалось, что бежать-то уже не может. Лобик встал на все четыре, качнулся и… устало лёг. Как приятна, как мягка и покойна земля! Он вытянул шею, лёг плотнее. Что-то кружилось перед глазами, мурашки сковали лапы, спину… Столько в воздухе! Вот и слабость.