Песни былого - [27]

Однако фольклор не утерял своего особого значения и смысла как энциклопедия народной жизни. Здесь и колыбельные песни, и песни-плачи, песни о любви и о горькой доле маленького человека, о его тяжелой работе и каждодневной нужде. Пусть не удивляет вас, что большая часть народных песен — песни печальные. Что делать, тяжелой была жизнь и создателей этих песен, и тех, кто в течение многих десятилетий эти песни пел. И все-таки нередко искрятся они юмором, нет-нет да и проскользнет лукавая шутка. Люди посмеиваются над собой и над теми, кто притеснял их.

Интересно отметить сходство некоторых еврейских песен с песнями русскими, польскими, украинскими. Порой это совпадение почти буквально.

Где эта улочка, где этот дом,

Где этот мальчик, что был мне знаком?..

Как похожи эти строки еврейской песни на строки известной русской! Впрочем, здесь нет ничего удивительного: слишком тесно люди разных национальностей соприкасались друг с другом, и взаимовлияние естественно.

Трудно определить, когда была создана та или иная песня. Можно лишь с уверенностью сказать, что большинство песен, составляющих раздел рекрутских и воинских, были сложены после царского закона 1827 года, по которому еврейских юношей и даже подростков брали на двадцатипятилетнюю солдатскую службу. Это давало возможность для всяческих злоупотреблений как царской администрации, так и главам еврейских общин. Закон породил новую профессию, так называемые «хапуны» искали и выдавали за вознаграждение молодых людей, которые скрывались в надежде избежать практически пожизненной солдатчины.

Как было сказано, мир местечек поредел, но до второй мировой войны старые народные песни довольно широко бытовали в местах бывшей «черты оседлости»: на Украине, в Белоруссии, Польше, Литве и других краях.

Что касается меня, то лишь однажды мне случилось видеть селение, которое, по моим представлениям, могло быть похоже на старые места «черты оседлости».

В конце 1940 года я был призван в армию и служил в конном полку неподалеку от Бреста. Жили мы в пограничном лесу, выкопав там землянки и построив конюшни. Штаб нашей дивизии располагался в городке Высокое, и я несколько раз сопровождал отправлявшегося туда командира, ординарцем которого состоял недолгое время.

Это не было чисто еврейским местечком, там бок о бок жили евреи, поляки, белорусы. Когда мы проезжали по главной, единственной мощеной, улице этого городка и копыта наших коней с цоканьем ударялись о камни мостовой, в окнах приземистых домов отодвигались занавески и нам вслед глядели местные девушки.

Надо сказать, что мой командир ездил в город не только по долгу службы. У него были там и личные дела. Поэтому иногда он довольно надолго отлучался, и я, привязав лошадей к коновязи на опустевшей в вечерний час базарной площади, терпеливо ждал. В один из таких вечеров, ожидая своего командира, я услышал еврейские песни. Видимо, в каком-то доме был праздник, хотя песни, которые доносились оттуда, не казались веселыми.

До войны оставались считанные недели, и я до сих пор думаю с ужасом о судьбе тех, кто пел эти песни, кто глядел нам вслед из-за сдвинутых занавесок.

Потом, уже в 1944 году, на Украине, мне случилось быть в селении, которое до войны было наполовину украинским, наполовину еврейским. Ко времени, когда мы освободили эту деревню, еврейских семей уже не было, и хозяйка дома, где мы ночевали, рассказывала о трагической участи тех, с кем она по-соседски прожила нею жизнь.

В годы войны большая часть евреев на оккупированных фашистами землях была уничтожена, и таким образом мир, породивший песни, составляющие эту книгу, окончательно перестал существовать, но сами песни остались, хотя многие из них утратили музыкальную часть своего бытия.

Я долгие годы собирал, обрабатывал и переводил эти стихи. Как я уже сказал, источником мне служили многие книги, вышедшие в разное время, а также тексты, продиктованные или пересказанные теми, кто еще помнит старые еврейские песни.

Как уже известно из предисловия, я в своей жизни составил и перевел десятки фольклорных книг. И вот я представил на суд читателя лирику народа, к которому принадлежу сам.

Наум ГРЕБНЕВ

ПРИМЕЧАНИЯ

Бадхен — профессиональный шутник, забавлявший гостей — обычно на свадьбах — шутками, рассказами, анекдотами.

Балагула — возница.

Бейнозойрес — искаженное название города Буэнос-Айрес.

Казенный раввин — в отличии от духовного — чиновник, утвержденный губернатором.

Кантор — человек, читающий нараспев молитвы у аналоя во время службы.

Кугель — субботнее блюдо вроде бабки.

Лапсердак — верхнее длиннополое платье, которое в старину носили евреи.

Меламед — учитель в религиозной школе.

Мешпоха — вря большая семья.

Ойшвиц, Аушвиц, Освенцим — разные транскрипции названия фашистского лагеря уничтожения в период второй мировой войны.

Пурим — весенний еврейский религиозный полупраздник за месяц до пасхи.

Ребе — учитель начальной религиозной школы. Этим же словом называли раввина и вообще почтенного человека.

Сейдер — вечерняя пасхальная трапеза.

Талмуд — собрание религиозно-этических канонов иудаизма.

Тейгахц — изделие из теста.