Песни былого - [20]

Там ни пить, ни есть нам не давали,

Ничего совсем нам не давали.

Сторожили стражники ворота,

Что ни час, из нас кончался кто-то,

Каждый час из нас кончался кто-то.

Приказали бить нас без пощады,

Вот и били всех, приказу рады.

Убивали нас, приказу рады!

Фронт тем часом подходил все ближе.

Как его мы ждали, те, кто выжил.

Ждали те немногие, кто выжил.

И красноармейцы к нам прорвались,

И спасли немногих, что остались.

Нас, совсем немногих, что остались.

ВОЗНИЦА

Если едешь в Беланивку,

Не объедешь Авадивку,

Лагерь здесь и есть,

Лагерь здесь и есть.

Горе правит этим краем.

Здесь живем мы, пропадаем,

Не дают нам есть,

Нечего нам есть.

Старому Авраму-Ице

Приказали быть возницей,

И без лишних слов,

И без лишних слов.

Он и грузчик, он и кучер,

На своем возу скрипучем

Возит мертвецов,

Возит мертвецов.

Не легка его работа,

Минул час, и умер кто-то.

Края не видать,

Края не видать.

Он на кладбище в Бершади

Избавляется от клади,

А потом опять

Набирает кладь.

Бедному Авраму-Ице

Спать бы ночью, да не спится.

Мнится: он идет,

Мнится: он идет

Рядом со своею клячей,

Плачет он, да не оплачет

Тех, кого везет.

Всех, кого везет.

* * *

Сейчас, мой дом, тебе я знаю цену.

Там боль и радость — было все подчас.

Твои деревья, окна, двери, стены

Мне не увидеть вновь хотя бы раз.

Чем в отчем доме, где бывает лучше?

А здесь нам всем погибнуть предстоит,

Здесь жестки нары, проволока колюча,

И «Шнеллер, юде!»[4] — конвоир кричит.

Вода течет со стен и камень точит

В подвале, где набилось нас битком,

Где плачем мы или со сна бормочем

В последнем обиталище своем.

* * *

Я помню: в четверг наша свадьба была,

А в пятницу утром беда к нам пришла.

И в речке несчастной у нас в воскресенье

Красным от крови стало теченье.

Ни старых, ни малых враги не щадили,

Кого застрелили, кого потопили,

Душили отца моего и смеялись,

Убили свекровь, над сестрой надругались.

А мужу на вид добродушный капрал

Дал скрипку и песни играть приказал.

В кого-то стреляли, где-то стонали,

Людей убивали, а песни звучали.

Одна лишь спаслась я и здесь очутилась,

Я мертвой среди мертвецов притворилась.

И вот я теперь — сирота и вдова —

Пою эту песню, живая едва.

ПОНАР [5]

Ты не плачь, сыночек милый.

В этот час ночной,

Множатся, растут могилы

На земле родной.

Всех в Понар ведет дорога,

Там пути конец.

Наших там осталось много,

Там и твой отец.

Тише, сын мой, тише, тише,

Плач нас не спасет,

Если часовой услышит,

Разве он поймет?

РУК НЕ ОПУСКАЙТЕ, БРАТЬЯ!

Что бессильны мы, едва ли

Наша в том вина.

Для людей теперь настали

Злые времена.

Черные плывут куда-то

Тучи на восток,

Даже фараон когда-то

Не был так жесток.

В нашем гетто полицаи

Не щадят людей.

Здесь мы гибнем, опадая,

Как листва с ветвей.

Сколько нас ни гибнет, все же

Не всесильно зло.

И для нас еще, быть может,

Может быть светло.

Рук не опускайте, братья,

Мы сильны и здесь:

В нашем гневе и проклятье

Тоже сила есть.

ЕВРЕЙСКИЕ БРИГАДЫ

Взамен всего, чем обладали,

Чего теперь уж не вернуть,

Листы рабочие нам дали

И звезды желтые на грудь.

Еврейские бригады,

Не просим мы пощады,

Чтоб ни было нам суждено,

Мы будет тверды все равно.

И пусть вы нас загнали в гетто

И мы для вас бездушный скот,

Пусть в жизни нашей нет просвета,

И льется пот, и кровь течет,

Еврейские бригады.

Не просим мы пощады,

Что б ни было нам суждено,

Мы будем тверды все равно.

Не всем дожить до дня расплаты,

А может быть, и никому,

И пусть пред нами форт девятый[6],

Где всем конец, конец всему,

Еврейские бригады,

Не просим мы пощады,

Что б ни было нам суждено,

Мы будем тверды все равно.

НЕ ВАШЕ СЧАСТЬЕ

Под вечер бригада вернется с работ,

Обыщут рабочих у главных ворот,

Обыщут рабочих у главных ворот,

К врачу или фельдшеру Янкель пойдет.

Попросит он: «Справочку дать не могли б —

Лопатой ефрейтор мне ногу зашиб!»

Посмотрят на него с участьем

И скажут: «Надо потерпеть,

Освобождать не в нашей власти,

И разрешать себе болеть —

Не ваше счастье, не ваше счастье!»

Под вечер бригада вернется с работ,

Обыщут рабочих у главных ворот,

Обыщут рабочих у главных ворот,

К врачу или фельдшеру Идель пойдет.

Он скажет, что с крыши сегодня упал,

Чтоб справочку дали — он ребра сломал.

Посмотрят на него с участьем

И скажут: «Надо потерпеть,

Освобождать не в нашей власти,

И разрешать себе болеть —

Не ваше счастье, по ваше счастье!»

КОЛЫБЕЛЬНАЯ ПЕСНЯ

Мой сыночек, ты и мал, и тих,

Ты настолько глуп, что сам едва ли

Можешь знать о всех грехах своих,

Их тебе с рожденья приписали.

Лю-лю-лю.

Что с тобою ставят нам в вину —

Этого и сами мы не знаем.

Иль фашистов ввергли мы в воину,

А теперь им победить мешаем?

Лю-лю-лю.

Мой сыночек милый, может быть,

Мы с тобой и правда виноваты,

Что не могут всех людей убить

Добрые фашистские солдаты,

Лю-лю лю.

Нет, сынок, твоим грехам конца,

Потому тебя и ждет расплата.

Потому и нашего отца

Нынче ночыо увели куда-то.

Лю-лю-лю.

Спи, мой маленький, пройдут года,

Может, выживешь и станешь старше,

Может статься, отомстишь тогда

Ты за ложь, за кровь, за слезы наши.

Лю-лю-лю.

СПИ, СЫНОЧЕК!

Спи, сыночек, ветер воет,

Нет ему конца.

Мы теперь одни с тобою —

Увели отца.

Нас беда осиротила,

А была семья,

Семеро вчера нас было,

Нынче — ты да я.

Мой сынок, твою одежку

Я еще в пути

Выменяла на картошку,

Ты меня прости!

Здесь живем мы голодая,

Но, поверь, нужда —

В наше время не такая