Песни аутсайдера - [9]

Взмах рукою из окна

Там за морем-океаном

Есть блаженная страна.

Словно два хрустальных гроба,

Вертикально, на попа,

Там стоят два небоскрёба,

А вокруг шумит толпа.

Как в водоворот сортира,

Как на лампочку из тьмы,

Со всего большого мира

К ним стекаются умы.

Там достойная работа,

Там возможности расти,

Продавай «Дженерал Моторс»,

Покупайте «Ай Ти Ти».

И стоять бы башням вечно,

Да подумали враги:

Не Аллаху это свечки,

А шайтану кочерги.

Рейсом «Пан Американа»,

Курсом прямо на закат

Два отважных мусульмана

Отправлялись на джихад.

Прозевала их охрана.

Как орлы, поднявшись ввысь,

Вдруг достали ятаганы

И к пилотам ворвались.

И два Боинга воткнули,

Отомстив неверным псам,

Как серебряные пули,

Прямо в сердце близнецам.

Всё дымило, всё кровило,

Как в компьютерной игре.

Это было, было, было,

Это было в сентябре.

Кверху задранные лица,

Весь Манхеттен запыля,

Две огромных единицы

Превратились в два нуля.

Звон стекла и скрежет стали,

Вой сирен, пожарных крик...

Мусульмане ликовали,

Что Америке кирдык.

Горы гнутого железа,

Джорджа Буша злой прищур.

Я-то вроде не обрезан,

Отчего ж я не грущу?

У меня друзья евреи,

Мне известен вкус мацы.

Почему ж я не жалею

Эти башни-мертвецы?

Может, лучше бы стояли,

Свет во тьме, где нет ни зги,

И, как в трубы, в них стекали

Наши лучшие мозги.

Там теперь круги развалин,

Вздохи ветра, тишь да гладь.

А нам с этими мозгами

Значит дальше куковать.

Рождественский романс (из цикла«Времена года», Зима)

 

Ах, для чего два раза Вы родились

По разным стилям, Господи Иисус?

За две недели до того допились,

Что сперма стала горькою на вкус.

А тут ещё ударили морозы

Под 25, да с ветром пополам,

И сколько брата нашего замёрзло

По лавочкам, обочинам, дворам.

Холодные и твёрдые, как камень,

Под пение рождественских каляд

Они в обнимку не с особняками,

А с гаражами рядышком стоят.

И из какой-то подзаборной щели

В подсвеченной, «Бабаевской» Москве

Зачем Петру работы Церетели

Я пальцем погрозил: «Ужо тебе!»

С тех пор, куда бы я, Емелин бедный,

Своих бы лыж в ночи не навострил,

За мной повсюду навигатор медный

Под парусом с тяжёлым плеском плыл.

Словно певец печальный над столицей,

Плыл командор, Колумб Замоскворечья.

Пожатье тяжело его десницы,

Не избежать серьёзного увечья.

И в маленькой загадочной квартире,

Где не сумел достать нас император,

Все праздники мы прятались и пили,

Метелью окружённые, как ватой.

И ангелы нам пели в вышних хором,

Приоткрывая тайну бытия,

И хором с ними пел Филипп Киркоров,

Хрипели почерневшие друзья.

Сводило ноги, пол-лица немело,

В ушах стоял противный гулкий звон,

И нервы, словно черви, грызли тело,

Закопанное в жирный чернозём.

Мне друг пытался влить в рот граммов двести,

Хлестал по морде, спрашивал: «Живой?»

Но мнилось мне — то выговор еврейский,

Пришёл меня поздравить Боровой.

Да что упоминать расстройство речи,

Расстройство стула, памяти и сна,

Но глох мотор, отказывала печень,

И всё казалось, вот пришла Она,

Безмолвная, фригидная зазноба,

Последняя и верная жена.

С похмелья бабу хочется особо,

Но отчего же именно Она?

Она не знала, что такое жалость.

Смотрел я на неё, как изо рва.

Она в зрачках-колодцах отражалась

Звездой семиконечной Рождества.

Играть в любовь — играть (по Фрейду) в ящик,

Её объятья холодны, как лёд,

Её язык раздвоенный, дрожащий

При поцелуе сердце достаёт.

Ах, кабы стиль один грегорианский

Иль юлианский, всё равно кого,

Тогда бы точно я не склеил ласты

На светлое Христово Рождество.

Недежурный по апрелю (из цикла «Времена года», Весна)

 

Горькая пена

Стынет на губах.

Капельница в вену,

Моё дело швах.

Вышла медсестрёнка,

На дворе апрель.

Подо мной клеёнка,

Я мочусь в постель.

Травка зеленеет,

Солнышко блестит.

Медсестра, скорее

Камфару и спирт.

Стало моё рыло

Травки зеленей.

Эх, не надо было

Пить пятнадцать дней.

Клейкие листочки

Тополей и лип.

Отказали почки,

Я серьёзно влип.

Сохнет, стекленеет

Кожи чешуя.

Вобщем, по апрелю

Не дежурный я.

Видно, склею ласты,

Съеду на погост.

Что-то не задался

Мне Великий пост.

Здесь я, как бесполый,

Без всего лежу.

Пришёл, типа, голый,

Голый ухожу.

Ждут меня в кладовке,

Там где пищеблок,

Рваные кроссовки

Фирмы «Риибок»,

Куртка со штанами,

Мелочь в них звенит.

Всё меж пацанами

Честно поделить.

Всем, со мною жравшим,

Дайте по рублю,

Передайте Маше —

Я её люблю.

Обо мне когда-то

Вспомнит кто-нибудь?

Где дефибриллятор,

Два контакта в грудь?

Свесившись над краем,

Никто не орёт:

— Мы его теряем,

Ёбанные в рот!

Всем, сыгравшим в ящик,

Путь за облака,

Где отец любящий

Ждёт верного сынка.

Бухнусь на колени,

Я пришёл домой.

Ну, здравствуй, в пыльном шлеме

Зеленоглазый мой.

С высоты земля-то

Кажется со вшу,

Я с него, ребята,

За нас всех спрошу.

Слова песни из к/ф «Осень на Заречной улице»

Уж не придёт весна, я знаю.

Навеки осень надо мной.

И даже улица родная

Совсем мне стала не родной.

Среди моих пятиэтажек,

Где я прожил недолгий век,

Стоят мудилы в камуфляже

И сторожат какой-то Bank.

Как поздней осенью поганки

Мелькают шляпками в траве,

Повырастали эти банки

По затаившейся Москве.

Сбылися планы есел-Авива.

Мы пережили тяжкий шок.

И где была палатка «Пиво»,

Там вырос магазин «Night Shop».

И пусть теснятся на витрине

Различных водок до фига,

Мне водка в этом магазине

В любое время дорога.

Смотрю в блестящие витрины

На этикетки, ярлычки.

Сильнее, чем от атропина,