Песнь в мире тишины [Авторский сборник] - [18]

Юлейли была так взволнована, что снова не смогла удержаться от слез. Но все-таки она написала своим знакомым в Глазго, обещая приехать в условленный срок.

На другой день к вечеру, когда она была одна, пришло письмо на ее имя. Оно было из юридической конторы в Корнхилле, куда ее просили зайти. В душе Лалли вспыхнула надежда — а вдруг ей предложат работу и в конце концов она сможет остаться в Лондоне! Если так, она тут же, на месте, даст согласие, придется только уговорить Фила, что это самое разумное. Однако в конторе в Корнхилле ее ждала еще более поразительная новость. Придя туда, она показала письмо мальчишке-рассыльному с очень маленьким носом и почти полным отсутствием ногтей, и он провел ее к пожилому человеку, у которого, наоборот, и нос и ногти отличались завидной длиной. Любезно улыбаясь, длинноносый проводил ее наверх, в унылую каморку, где сидел джентльмен, голова которого была скудно украшена седыми волосками, а кожа на лице была желтоватая и бугристая. Задав ей несколько вопросов, касающихся истории ее семьи, и, по-видимому, удовлетворившись ее ответами, которые его, впрочем, ничуть не удивили, джентльмен сообщил Лалли ошеломляющую новость, что ей в соответствии с завещанием забытой и недавно скончавшейся тетки надлежит получить наследство в восемьдесят фунтов стерлингов. Он обещал, что после всяких формальностей, установления личности и прочего, на что уйдет около недели, Лалли сможет получить деньги.

Как она спустилась вниз, как оказалась на шумной улице, как шла обратно в Холборн, Лалли не заметила: она находилась в состоянии блаженства, в упоении, когда жизнь кажется в тысячу раз необъятней, каждый шаг доставляет радость, каждая мысль приводит в восторг. Все деньги она отдаст Филипу, и, если уж он так сильно этого хочет, теперь она даже может выйти за него замуж. Хотя, пожалуй, десять фунтов она прибережет для себя. А семидесяти остальных им хватит… даже представить невозможно, как надолго их хватит. Они могут дать себе небольшой отдых и на некоторое время уехать за город. Филип так устал и измучился. А может быть, лучше не говорить Филипу, пока эти чудесные деньги не окажутся у нее в руках. В жизни нет ничего надежного, особенно когда дело касается денег; вдруг в самый последний момент случится что-нибудь ужасное и деньги уплывут у нее из-под носа. Ох, тогда она с ума сойдет. Итак, несколько дней она скрывала от него свои удивительные новости.

Надвигающаяся разлука вселяла в Рептона нежную грусть, и это было очень трогательно.

— Юлейли, — говорил он (почему-то он вдруг усвоил себе привычку называть ее полным именем), — Юлейли, мы провели вместе чудесные дни, великолепные, такого у нас в жизни больше никогда не будет.

Она часто проливала при этом слезы, но ни единым словом не выдавала своей великой тайны. А между тем ей стало казаться все более вероятным, что его несчастная гордость не позволит ему и сейчас принять у нее эти деньги. Глупый, глупый Филип! Конечно, будь они женаты, все было бы иначе, тогда бы он, разумеется, взял их: ведь, по существу, они принадлежали бы ему. Придется ей придумать какую-нибудь уловку, чтобы обмануть его щепетильность. Просто беда, что он такой щепетильный, но все-таки это очень благородно с его стороны — мало кто из мужчин постесняется взять деньги от женщины, с которой живет.

И вот через неделю ее снова вызвали в контору в Корнхилле, и седой джентльмен вручил ей чек на восемьдесят фунтов стерлингов, которые мисс Юлейли Барнс надлежало получить в Английском банке. Мисс Барнс выразила желание сделать это немедленно, и посему пожилому длинноносому клерку поручили проводить ее в Английский банк, который был совсем рядом, и помочь получить по чеку.

— Чрезвычайно приятное поручение! — воскликнул этот джентльмен, когда они, пройдя мимо Королевской биржи, свернули на Треднидл-стрит. Мисс Барнс с благодарностью улыбнулась, и он принялся рассказывать ей о других подарках судьбы, прошедших через его руки — колоссальные суммы, очень важные особы, — так что в конце концов Лалли стало казаться, будто Блэкбин, Карп и Рэнсом только тем и занимались, что раздавали состояния всем и каждому.

— Да, но сам я, — сказал после затяжного приступа кашля клерк, который, по-видимому, был подвержен простудам, — сам я никогда ничего не получал и никогда не получу. А если бы мне повезло, знаете, что бы я сделал?

Однако тут они вступили под своды банка, и, увлеченная сложной процедурой, мисс Барнс забыла спросить клерка, как бы он распорядился наследством, и, кто знает, может быть, таким образом она лишилась крайне ценных сведений. Спрятав в сумочку одну бумажку в пятьдесят фунтов и шесть пятифунтовых, она распрощалась с длинноносым клерком, который пылко потряс ей руку и заверил, что фирма Блэкбин, Карп и Рэнсом всегда к ее услугам. Затем, ликующая, как птица, она устремилась на улицу и замедлила шаги только, когда у нее от быстрого бега перехватило дыхание. Тут она поравнялась с витриной машинописного бюро. Весело впорхнув в приемную, она положила листок бумаги перед прекрасной Гебой, сидевшей за машинкой.