Песнь тунгуса - [38]

Ну, сбежать можно было в заповедник. Об этом ему Мишка прямо и сказал.

– Рабочими в лесной отдел пойдем, – говорил Мишка. – А вот как лечиться, не знаю… Глаза – сложные штуки. Не то что, вон, коленка – зашили там сумку, и все.

Славик начал расспрашивать, как все было. Мишка рассказал. И о своей любви к полетам на лыжах.

– Слышь, Малёк, так тебе тоже надо в летное! – тут же сообразил Пызя.

– Не-а, – убежденно отвечал Мишка, – мне в тайгу надо, в горы, зачем выше?

– Ну, на лыжах ты все равно привязан как будто к земле.

– Самолет тоже привязан, – сказал Мишка. – У нас Светайла, чуть что не так, не дает взлет или посадку, и все.

– Кто такая?

– Светайла? – удивленно спросил Мишка. – Начальница.

– Какая?

– Неба начальница! – выпалил Мишка и рассказал о Светайле. Даже предположил, что Славка мог бы со временем у нее и устроиться.

– Взлетку, чё ли, чистить?.. – уныло спросил Славик. – Да и школы-то у вас там нету?

– Нету, Пызя, – охотно и с радостью подтвердил Мишка.

– А как я среднее образование получу?

Мишка задумался. Можно было, конечно, снова отправиться в интернат к Станиславу Ильичу. Только сам он этого уже не хотел. Ну а друга можно и послать туда, с письмом Станиславу Ильичу. Или даже самому сопроводить туда Славика… Нет, опасно, да и стыдно перед Лучей.

На некоторое время эта идея была оставлена. В техникуме их звали Косой Пызя и Малёк Тунгус. Славик был крепышом, по утрам бегал, отжимался, приседал и подтягивался на турнике и чуть что бросался с кулаками на обидчиков. Но противников всегда было больше.

– В летном училище законы не такие, – убежденно говорил Славик, ощупывая ушибленную скулу.

– Откуда ты знаешь? – спрашивал Мишка.

Славик смотрел на него, как на малое дитя, хмыкал.

– Летчики, Малёк, – другой народ.

Заслышав гудение в небе, Славик умолкал, смотрел вверх, щуря косивший глаз.

– У эвенка – тайга, у пилота – небо, – сказал Мишка.

Славик удивленно взглянул на него.

– Сравнил уключину с крылом… Знаешь, сколько надо учиться, чтобы водить такие суда? Это ж пассажирский лайнер!

Мишка пожал плечами.

– Тайгу тоже надо понимать.

А потом добавил:

– И еще есть небесная тайга.

– Какая небесная?

– Не знаю, небесная.

– А чего говоришь?

– Я там не бывал, – ответил Мишка. – Бабка Катэ рассказывала. Небесная тайга с оленями.

– Сказочница она у тебя?

– Ага, – согласился Мишка. – Сядет у окна, закурит «Беломор» и начинает.

Славик ухмыльнулся. Вздохнул.

– Тут не сказки, а настоящее дело: сел за штурвал… – Славик сжал кулаки.

– Тоскуют руки по штурвалу, – напел Мишка. – Та-та-та… Одна у летчика мечта…

– А у тебя: самолет хорошо, пароход хорошо, а олень мой лучше! – парировал Славик.

– Зачем олени, когда есть лыжи, – ответил Мишка.

– А летом?

– Летом – лодка-моторка.

– Эх ты, Малёк! – Пызя шутливо ткнул его в плечо. – Ты хотя бы драться научился.

– Зачем? – сказал Мишка. – С кем в тайге драться будешь?

– Сколько волка не корми, – отозвался Славик, захватывая Мишку за шею, пригибая его.

Тот отпихнулся.

– Гляди, а то крылышки переломаю! – крикнул.

Пызя засмеялся, поправляя блескучие очки.

– Ой, уже перепугался! Все по углам кыш! Гроза Иркутска и тайги идет: Малёк.

5

Телеграмму о смерти бабушки Мишке дали в кабинете директора, сам директор и вручил, подошел и ласково приобнял мгновенно сникшего подростка.

– Ну, ну…

Уголь выписывает по ровдуге одно это корявое и тяжкое слово:

Т Е Л Е Г Р А М М А

На Байкале штормы начала зимы. «Комсомолец» до следующего лета на приколе. И в небе как будто шторм: тучи, снег. Как назло, метели непроглядные. Мишка поездом доехал до Улан-Удэ, там в аэропорту просидел трое суток. Кассирша, продавшая ему билет по телеграмме, рыжая, синеглазая полная женщина звала его к себе домой, но Мишка отказался. Она приносила ему вареную картошку с котлетами, солеными огурцами, подкармливала. Потом связалась с поселком, аэропортом и передала ответ Светайлы: «Пусть не приезжает, уже похоронили». Мишка еще два дня просидел в аэропорту и вернулся в Иркутск.

Славик ему удивлялся.

– Ну, ты, Малёк, упорный. Ладно, на каникулах съездишь, чего уже. Все равно ничем не поможешь.

Заповедный берег без бабки Катэ казался ему каким-то фантастическим и чужим. Он привык туда возвращаться – с другой, северной стороны моря – и всегда первой видеть бабку в повязанном на пиратский манер платке. Она ходила встречать его в «аэропорт» поселковый. И даже как-то умудрялась угадывать время прибытия зимой по ледовой дороге – и тоже встречала на заснеженном берегу машину, в которой привозили детей заповедника.

И в то, что теперь на берегу его не будет ждать бабушка, он не особенно верил. Маленькая, черноглазая, с дымящейся папироской в узловатых пальцах, напевающая что-нибудь под приплюснутый нос, – наверное, песенку ожидания.

Сейчас Мишка все отдал бы, чтобы узнать, услышать этот напев.

Он ходил на речной вокзал, глядел на черную течь Ангары, которую с обеих сторон схватывали забереги. И ледяные клещи ширились, сжимали реку. У рыбаков он узнавал, какова там ледяная обстановка на море.

– Ты на Ангару-то не гляди, – сказал ему один старичок в оранжевой рыбацкой робе, с седой бородкой и вечно красным носом. – Она тут совсем не перемерзает, парень. Всю зиму дышит. Продух этот до самого лета будет!