Песнь призрачного леса - [80]

Дикий гнев не отпускает меня все утро. И только когда мы с тетей подходим несколько часов спустя к центру временной изоляции для несовершеннолетних, он слегка утихает, оставляя взамен горечь в гортани. Это учреждение напоминает обычную начальную школу, только огороженную колючей проволокой, – сочетание, вероятно, самое удручающее из всех мною виденных. Словно трогательное благоухание стружки от цветных карандашей смешалось здесь с потом отчаяния от сломанных юных жизней.

По ту сторону ворот настроение мое падает совсем уж до нуля. Все тут такое… бездушное, механистичное – бесчеловечное, в сущности. Невозможно даже представить, как Джесс проживает здесь день за нем, запертый, словно приютский пес, в клетке. Подкатывают слезы. Проглатываю их.

Мы по очереди проходим через металлодетектор, затем местная охранница досматривает нас на предмет оружия, наркотиков или что там еще нам взбредет в голову пронести в застенок. Обеим нам приходится разуться, а мне – еще и волосы распустить: вдруг там тоже контрабанда?

Потом дежурный, скучающий в своей стеклянной будке, машет нам рукой – проходите, путь свободен. Под аккомпанемент зловещих металлических щелчков и трелей продвигаемся куда-то дальше по лабиринту коридоров. Тетя Ина уже бледна как смерть. Тянет руку, чтобы на меня опереться. Рука липкая от холодного пота. Ну что я за чудовище такое, как могла затащить ее сюда?

В конце концов еще какой-то офицер препровождает нас в обширную комнату для свиданий. Здесь обстановка несколько менее зловещая. Хотя у каждой из нескольких дверей, естественно, стража с дубинками наготове, но кругом расставлены столы и стулья, есть даже автоматы с напитками и нехитрой снедью. А за столами на стульях сидят несовершеннолетние юноши в синих робах и их родители-братья-сестры. Одни пересмеиваются, другие жарко обсуждают что-то важное. Некоторые даже в карты играют. Повсюду валяются пустые банки, обертки и фантики.

Мы выбираем стол у самой стены, усаживаемся и ждем. Я, пытаясь подавить безотчетный ужас, невидимым дымом окутывающий меня, сосредоточенно изучаю стены казенно-серого цвета и наглядные пособия на них.

– Возьмешь Джессу что-нибудь в автомате? – Тетя пододвигает мне пластиковый пакет, набитый банкнотами в один доллар. В ином виде деньги сюда брать с собой не разрешается. Хорошо, что она не забыла о такой наличке, а то представляю, какая у них тут в столовой еда. Джесс будет рад пожевать что-нибудь нормальное. Привычное.

Я покупаю ему сникерс, корневое пиво[78] – и скорее обратно к тете Ине. Ей уже совсем нехорошо: привалилась к стене, глаза закрыты.

– Ты как?

– Нормально. – Она с трудом поднимает веки, но тут же опять опускает их, так что вряд ли «нормально».

Ей потребовалось собрать в кулак все силы, всю храбрость, чтобы пойти со мной, преодолеть страх перед внешним миром. Мне хоть капелька такой отваги сейчас бы тоже не помешала.

Тетя собирается еще что-то добавить, как вдруг перед столом, словно из ниоткуда, появляется Джесс и просто говорит: «Привет». Только голос более низкий, чем мне помнится.

Первым делом в глаза бросается подбитый глаз. Потом – рассеченная губа. Сразу начинаю плакать. Брат с размаху плюхается на свободный стул.

– Вот потому-то я и не хотел, чтобы вы приходили, – поясняет он. – Мало радости такое видеть.

Я наклоняюсь притронуться к его лицу, но он сразу отстраняется. Вытираю глаза.

– Откуда это?

Джесс передергивает плечом.

– Подрался, ты же знаешь.

Судя по ссадинам на костяшках пальцев, его противникам тоже досталось.

– Из-за чего? – интересуется тетя Ина, хотя – слышно по голосу – сама понимает, что глупость спросила.

Он расплывается в улыбке и тут же морщится от боли в губе.

– Заметил одному парню: ну и страшна, мол, у тебя подружка. Он ее карточку на стену повесил. Над нарами.

– Джесс, – говорю, – вот почему тебя всегда тянет осложнить себе жизнь там, где и без того паршиво? Мама и так с ума сходит.

– Кто бы говорил! Ты ведь из-за скрипки ко мне явилась?

Бросаю нервный взгляд на тетю, та «отпрашивается» ненадолго в уборную. Сую Джессу шоколад с газировкой. Он сразу жадно принимается за сникерс. Что ж, надо воспользоваться моментом, пока рот у него набит тягучей шоколадной массой.

– Я вызывала дух Джима, – сиплю надсадным шепотом. Сразу к делу. Некогда ходить вокруг да около.

В ответ следует такой удар ладонью по столу, что я подпрыгиваю. Джесс глотает уже откушенный кусок сладкого месива с фантастической скоростью – как бы горло не ободрал.

– О гос-с-споди, Шейди, я же велел тебе не соваться в это дело. После всего, что мне пришлось пережить…

– Я хотела вытащить тебя отсюда.

– Как ты скрипку раздобыла? Тетя Ина проболталась?

– Да нет, сама вычислила, где искать. Зачем ты ее под дубом закопал?

– Где она сказала, там и закопал. Зачем – не объяснила.

Брат ерзает на сиденье и теребит этикетку на банке корневого пива. Однако приятно слышать, что тетя Ина темнит не со мной одной.

– И что же поведал Джим? – Мой брат стискивает зубы, на шее заметно напрягаются мышцы.

Синяя роба, физиономия в ссадинах – вид, прямо скажем, устрашающий. Серьезный. Матерый. Неудивительно, что его хотят судить как совершеннолетнего. Только глаза – не злые и не страшные, а, наоборот, испуганные и немного растерянные – как у затравленного ребенка.