Песнь призрачного леса - [104]

Джесса от удивления открывает рот.

– Я не убивал его. Я… только старался спасти тебя. Оградить, защитить… Я не хотел папиной смерти, клянусь. Все только ради твоей безопасности… Мне исполнилось тогда всего тринадцать, Шейди! А по ощущениям – уже на полпути к могиле. Надо было избавить от такой участи хотя бы тебя.

– Избавить? – горько смеюсь я. – И от чего же ты меня избавил?

Уж точно не от папиного бремени. Не от ноши, что свалилась на меня после трагедии. Скрипка и есть эта ноша. Конечно, ноша, как бы я ее ни любила. Теперь – только моя, и больше ничья.

– Я его не убивал, – повторяет брат, и в глазах его – мольба, смешанная с отчаянием. – Только забрал скрипку, когда уезжал гостить к другу на озеро. Не хотел, чтобы отец играл, пока меня нет. А за последствиями проследить было бы некому. И с тобой могло что-нибудь плохое случиться!

«Лжет. Всегда лгал. Фрэнку о Джиме, и тебе тоже, помнишь?» – брызжет слюной Черный Человек.

Мотаю головой, стискиваю зубы. Меня словно разрывает надвое.

– Вранье, – выношу вердикт Джессу. – Ты просто собирался уничтожить скрипку. Ты всегда ее ненавидел.

Джесс заглядывает мне в лицо, и то, что он там прочитывает, решает дело.

– По крайней мере тебя я ей не дам сгубить так, как она угробила его. – Брат, словно ящерица языком, выстреливает вперед рукой и выхватывает скрипку; вырывает ее из моих пальцев. – Надо было еще тогда… – бормочет он, пятясь. – Глядишь, и папа остался бы жив. Но теперь ее последний час настал. – И опрометью припускает прочь.

Вскакиваю на ноги и преследую его что есть мочи, увертываясь от встречных деревьев. Я точно знаю, куда он… Сломанное ребро горит огнем, но мне плевать: брат украл мою жизнь и улепетывает с нею в руках, сейчас утопит!

Если бы намеревался просто разломать, стукнул бы корпусом как следует о любой из сотен стволов, проносящихся мимо нас на бешеном бегу. Он утопит скрипку, как утопил папу! Теперь все встало на свои места.

Скорей-скорей-скорей, больной организм просит пощады, велит остановиться, но мозг отдает противоположный приказ: не сбавляй темпа, скорей, пулей!

Вырываюсь из рощи на открытый заболоченный участок земли у озера в тот самый миг, когда Джесс высоко над головой замахивается скрипкой. Вращаясь по спирали, она взмывает над водами – и камнем падает в них далеко-далеко от берега.

– Нет! – раздается мой отчаянный крик, и боль в ребре – ничто по сравнению с уколом паники, пронзающим сердце.

Не раздеваясь, рыбкой бросаюсь в озеро, плыву, загребаю так энергично, как только способна, но почти сразу начинаю задыхаться, захлебываться, меня словно зыбучие пески тянут ко дну. Ныряю – примерно там, где, если верить глазомеру, плюхнулась скрипка – и все повторяется почти в точности так же, как при моем ночном погружении. На сей раз, однако, зарывшись в ил, мои пальцы сразу нащупывают твердый деревянный каркас. С адским «уфф!» выстреливаю на поверхность, от боли в ребре сводит челюсти – однако, умудрившись сделать вдох, ухожу под воду снова. Плевать, что сводит грудь и конечности! Черный Человек в моей голове истерически хохочет.

– Шейди! – кричит Джесс.

Он подгребает ко мне, хватает за шиворот и начинает буксировать к берегу, хотя я отбиваюсь, брыкаюсь что есть мочи, брызгаюсь и чуть ли не кусаюсь – лишь бы до скрипки не дотянулся. Скорее утопну, чем выпущу ее!

Он вытаскивает на берег сначала себя самого, потом меня, и я, прижав насквозь пропитанный влагой инструмент к груди, валюсь в заросли травы.

– Прошу тебя, Джесс, умоляю! Она нужна мне!

Брат поднимается на ноги и смотрит на меня, загораживая головой солнце.

– Ты только что чуть не погибла, Шейди. В точности так же, как погиб он. И все ради гребаной скрипки! – Рыдания так и рвутся у него из груди.

Это правда – она уже имеет надо мной столько власти. Но Черный Человек не заткнется от праздного лежания кверху пузом на бережку. И вообще, какая разница? Всё бледнеет перед лицом страшного факта: Джесс виновен в смерти отца. Джессу надлежит сейчас держать ответ за свои действия, а не мне!

– Что ты сотворил с папой? Как подстроил аварию? Я точно чую – там без тебя не обошлось. Не было никакого оленя на дороге! – голошу я, мелко подрагивая со скрипкой у груди. Вот почему он покорно дал себя подставить, безропотно сел за чужое преступление! Потому что, как выразилось привидение Джима, «виновней многих, кару заслужил». Да с собственных губ Джесса там, в «малолетке», уже готово было сорваться признание – я сама не захотела слушать! Но брат все-таки успел сказать: мол, «горя и бед, что я натворил, уже хватит на целую жизнь», и еще: «совершил нечто такое», чего я ему никогда не прощу.

– Да… Верно. Никаких оленей. – Он уже не в силах сдерживаться. – Я… я все выдумал. Меня вообще не было тогда в фургоне! Никогда никому не говорил, даже маме… Мне было так стыдно.

Я всматриваюсь в его искаженное мукой лицо, и ярость в моей груди постепенно сменяется ужасом.

– Что произошло?

Джессу наконец удается взять себя в руки.

– Папа примчался за скрипкой к моему другу. А тот был малость под кайфом, родители его уехали – оставили дом нам. Ну, выходит, мы без присмотра… Папа ужасно разбушевался из-за моего маневра с инструментом. Слово за слово, повздорили, я испугался, схватил скрипку и убежал куда глаза глядят. Надеялся пересидеть в кустах у озера. Отец на машине – за мной. Я старался держаться лесистой стороны берега, но вдруг – бац, деревья разом поредели, и мне уже деваться некуда – только в воду. А отец несется на полном ходу по самому краю дороги, кричит мне в окно, прямо уже умоляет: «Запрыгивай в грузовик. И, ради бога, скрипку не повреди!» А то, дескать, не переживет, если без нее останется. Если я его хоть капельку люблю, должен повиноваться – лезть в машину и чертову штуку вернуть.