Песнь об огненно-красном цветке - [2]
Чтобы возродить Олави как личность, Линнанкоски нашел для него поприще, которое помогло ему обрести новые внутренние силы. Тут тема Дон-Жуана слилась у финского писателя с темой Фауста, как это уже бывало в литературе. Подобно Фаусту, он задумал обширный план осушения болот, занялся проведением дорог. Труд, творчество, созидание воскресили героя, и читатель расстается в последней главе с Олави — просветленным, нравственно окрепшим, вступающим на верную дорогу. Хотя эта часть романа и заставляет вспомнить Фауста, она носит вместе с тем вполне самобытный характер. Олави, обратившийся к корчеванию леса и осушению болот, занят делом глубоко национальным. Каждая пядь обработанной или застроенной земли отвоевана в Финляндии у лесов и болот. Без дела, которым занят Олави, немыслима вся финская цивилизация. Недаром эта тема так часто повторяется в финской литературе вплоть до настоящего времени.
Итак, проведя своего героя через множество испытаний Линнанкоски подводит читателя к мысли о том, что труд и творчество не менее, чем любовная страсть, способны заполнить собою сознание и чувства человека.
При всей славе романа «Песнь об огненно-красном цветке» и в финской, и в мировой критике неоднократно поднимался вопрос о погрешностях его стиля. Роман был задуман Линнанкоски еще в юности и написан в 1904 году (опубликован в 1905). До него Линнанкоски выступал как писатель только однажды — в 1903 году он опубликовал драму «Вечная борьба». Оба эти произведения свидетельствуют о не определившихся еще эстетических требованиях писателя. Художественный вкус нередко изменял ему в раннюю пору его писательства. В романе «Песнь об огненно-красном цветке» Линнанкоски злоупотребляет красивостями: его повествование изобилует излишним количеством эпитетов, сравнений и метафор, ему свойственна преувеличенная чувствительность, аффектация чувств. Казалось бы, такие особенности литературного произведения не должны способствовать его успеху, во всяком случае длительному, но случилось совсем иначе. Вместе со всем этим роману присущи такая поэтическая страстность и эпичность, что ему суждено было затмить собой не только позднейшие произведения писателя, почти безупречные в художественном отношении (повесть «Борьба за усадьбу Хейккиля», роман «Беглецы»), но и многие другие произведения финской литературы. Об этом романе писали как о чудо-цветке, расцветшем в суровых северных лесах и манящем каким-то необычайным, неповторимым ароматом.
В предлагаемом переводе сделана попытка очистить роман от излишних, перегружающих его украшений — разумеется, только в той мере, в какой это не нарушает художественного своеобразия романа.
Л. Виролайнен
I
Лесная дева
Послеполуденное солнце освещало склон поросшего лесом холма. Лес нежился в теплых объятиях солнечных лучей, которые старались протянуться в самую его глубь и ласково кивали стоявшим поодаль деревьям. Лес ликовал.
Из далеких южных стран прилетел ветерок и стал рассказывать лесу о деревьях-исполинах, о непроходимых чащах, о напоенной зноем земле, о смуглых черноглазых людях. Деревья слушали.
На ветку ели, увенчанную красными почками, села кукушка. «Все может быть, — прокуковала она, — но нигде не дышится так легко, нигде не льется так звонко песня, как в наших северных лесах по весне».
Вся природа вокруг, казалось, кивнула ей в знак согласия.
Посреди лесистого склона виднелась небольшая полянка. Светло-серые стволы только что срубленных елей лежали друг на друге, их верхушки с красными почками еще подрагивали.
На поваленном дереве сидел молодой дровосек, такой же высокий и стройный, как срубленная им ель. Его шапка раскачивалась на ветке, куртка и жилет висели на сухом сучке. Расстегнутый ворот белой рубахи открывал сильную грудь, а закатанные по локоть рукава обнажали крепкие загорелые руки.
Слегка наклонившись вперед, дровосек разглядывал правую руку: сгибал и разгибал ее, наблюдая, как напрягаются мышцы и надуваются вены. Он улыбнулся, схватил с земли топор, поднял его, подержал на вытянутой ладони и раза два, играючи, взмахнул им в воздухе.
Потом опять улыбнулся: «Двадцать пять деревьев повалил, а топор в руках — словно перышко».
Снова закуковала кукушка. Дровосек поднял голову. «Что за весна, — подумал он. — Никогда еще не было на елях таких ярких почек, никогда не бывало столько молодых побегов. И ручей так радостно никогда не прыгал, и кукушка так не куковала. Вся природа словно заколдована. Кажется, мелькни сейчас между деревьями лесные духи, и то не удивился бы… Теперь они от людей прячутся, не показываются нам, а дед мой их еще сам видел… Как начали рубить леса, так всех духов и распугали».
донеслось вдруг откуда-то из-за холма. Казалось, серебряный колокольчик зазвенел на лесной дороге.
Юноша вскочил на ноги и подался вперед — туда, откуда донесся голос. Затаив дыхание, он прислушался, но ничего не услышал — только сердце его учащенно билось.
Он сделал несколько шагов навстречу голосу. «Неужели мимо пройдет?»
