Песнь о Роланде. Коронование Людовика. Нимская телега. Песнь о Сиде. Романсеро - [137]

Губы слаще, чем гвоздика,

И с кораллом лобызаться

Попросту смешно и дико.

Очи зарятся на деньги,

А уста подарков просят,

И, однако, виршеплеты

Без конца их превозносят.

А ведь есть тихони-бедра,

Бессеребреницы-ляжки,

Коим неприсуща зависть

И спесивые замашки.

Вот кому за бескорыстье

Посвящать должны поэты

Оды, стансы, и канцоны,

И романсы, и сонеты.

А рубинам ненасытным

И сапфирам завидущим

Лишь презренье вместо гимнов

Пусть достанется в грядущем.

Алчные уста, о коих

Приторный несете вздор вы,

Называть бы надлежало

Устьями бездонной прорвы.

Глазки, в коих блещет жадность,

Это — язва моровая,

Зубки, рвущие добычу,—

Хищная воронья стая.

Разорительны прически,

Так что волосы, — бог с ними —

Даже черные, как сажа,

Могут зваться золотыми.

Знай: слагая гимны зубкам,

Не вкусишь кончины мирной:

Тощей стервой поперхнешься

Или будешь съеден жирной.

Огородная свадьба

Дон Редис и донья Редька,—

Не креолы, не цветные,

Вроде там Цветной Капусты,

Но испанцы коренные,—

Поженились. И на свадьбу

Их высокоогородья,

Чьим благодаря щедротам

Кормится простонародье,

Всю свою родню созвали,

Пригласили цвет дворянства,

Тех особ, кому подвластны

Все земельные пространства.

Прикатила донья Тыква,

И дородна и спесива,—

Оттого, что всех дородней

И спесива особливо.

А за нею — донья Свекла,

Неопрятная уродка,

Все лицо в буграх и в ямах,

Бахрома вкруг подбородка.

Вон дон Лук, франт в белой шляпе,

Зелены на шляпе перья;

Скольких дам до слез довел он,

Обманувши их доверье!

Не замедлила Маслина:

Этой смуглой андалузке

Надо быть без опозданья,—

Без нее ведь нет закуски.

Вот дон Апельсин, — министром

Стал он, двор его возвысил;

Глянешь — гладок, с виду — сладок,

А когда раскусишь — кисел.

Вот сварливый и колючий

Дон Каштан; в его владенья

Не проникнешь, не имея

Должного вооруженья.

Вот обсыпанная пудрой

Куртизанка донья Слива;

Смугловата, нагловата,

Но округлости — на диво.

Вот капризная и злая

Низкорослая Горчица:

Всякий, кто не вышел ростом,

Свыше меры горячится.

Вот изящная Черешня;

Молодая — скулы сводит,

Но зато, когда созреет,

Тьму поклонников находит.

Вот ее сестрица Вишня,—

Покислей, темней оттенок,—

Смолоду в цене, а позже

Продается за бесценок.

Вот обманщица Капуста:

С виду — сдобненькая пышка,

Но под массой белых юбок —

Лишь сухая кочерыжка.

Дыня — образец матроны

Добродетельной и честной:

Вид ее сулит блаженство,

Вкус, увы, довольно пресный.

Вот дон Баклажан, — сияет

Лысиной своей лиловой:

В годы юности зеленой

Был он малый непутевый.

Вот дон Огурец, — сутулый,

Прыщеватый, малокровный,

Сразу виден в нем идальго

С безупречной родословной.

Вот дон Кабачок. Он бледен,

Давней одержим любовью:

Даст в куски себя разрезать,

Спечь, стушить, — но лишь с Морковью.

Прибыл и двуличный Персик.

Зависть его сердце точит,

Жесткость внутреннюю скрыть он

Бархатной улыбкой хочет.

Дон Лимон толк знает в свадьбах,

Не пропустит ни единой;

Побуждаем тонким вкусом,

Судит, рядит с кислой миной.

Вот карета с доном Хреном,

Очень важною особой;

Дряхлый, скрюченный подагрой,

Жив он горечью да злобой.

Вот хвастун, бретер дон Перец,

Он — причина слезных жалоб:

Если Перцу поперечишь —

Вмиг глаза полезут на лоб.

Вот ввалилась донья Брюква,—

Все ухватки грубиянки

Обличают в ней утеху

Школяров из Саламанки.

Но достаточно. В злословье

Перешел я грань приличья.

Впрочем, свадьбы, мой читатель,

Так скучны без злоязычья!

Разговор дуэньи с неимущим воздыхателем

Существо, чье назначенье

Нежным чувствам быть препоной,

Нечто среднее по виду

Меж гадюкой и вороной,

Склеп восторженных мечтаний,

Кладбище любовных писем,

Вечно бодрствующий призрак

С нюхом песьим, зреньем рысьим,

Оборотень черно-белый,

Та, кого уже с рожденья

Называют старой ведьмой,—

Словом, некая дуэнья

Так промолвила, взглянувши

Через переплет балконный

Вниз, где, испуская вздохи,

Ждал безденежный влюбленный;

«Стой, сыночек, хоть три года,

Плачь, вздыхай еще печальней,—

Понапрасну: слезы ценят

Разве что в исповедальне.

Коли к просьбам нет подмазки,

Ты не жди мягкосердечья:

Тары-бары без червонцев —

Тарабарское наречье.

Наделенный благородством,

Красотой, отвагой, силой,

Коль при всем при том ты беден

Грош цена тебе, мой милый.

Не пеняй, что серенады

Остаются без ответа:

Сколь твои ни звонки песни,

Звонче звонкая монета.

Ты дерешься на дуэлях,

Чувства подтверждая кровью,—

Попусту! Доход с убитых —

Лишь судейскому сословью.

А подарками добудешь

Ты любую недотрогу:

Надо ставить обожанье

На коммерческую ногу.

Раньше верили в посулы,

В обещанья да в рассрочку,

А теперь иное время:

Деньги выложи на бочку.

Коль пусты твои карманы,

Принимай уж без протеста,

Что тебя не замечают,

Будто ты пустое место.

Неимущий — невидимка,

На манер бесплотной тени:

Как его заметишь, если

Ни даров, ни подношений?

Вот богач, куда ни ступит,

Сразу станет общим другом,

Перед ним все двери настежь,

Все и вся к его услугам.

Говорят, что я когда-то

И сама была девицей;

Но в дуэньях я мужчинам

За обиды мщу сторицей.

Я, чтоб насолить соседу,

Сделалась его женою;

Он скончался от удара,

Не поладивши со мною.

Вдовий я чепец надела

И, по милости господней,

Стала въедливой святошей

И достопочтенной сводней.

Вижу я в любви и дружбе

Только куплю и продажу,

Всех за деньги перессорю

И за деньги все улажу.

Рада я помочь влюбленным,

Но, понятно, не бесплатно.