Песнь о моей Мурке - [28]

Так что фронтовая песенка не во всем права…

Заметим, что мы не рассматриваем в этом сборнике десятки других интересных и по-своему замечательных переделок и вариантов знаменитой блатной баллады, в том числе популярный в свое время «Драп со смыком», известный также как «Песня немецкого танкиста»:

Грабь-драп — это буду я,

 Воровство — профессия моя,

 Я в Берлине научился,

 А в Париже наловчился,

 И попал я в русские края.

…Налетели мы на крайний дом.

 Жили в нем старуха с стариком.

 В ноги бросилась старуха,

 Я ее прикладом в ухо,

 Старика прикончил сапогом.

Или полную «черного юмора» переделку «Граждане, воздушная тревога»:

Граждане, воздушная тревога,

 Граждане, спасайтесь, ради Бога:

 Майки, трусики берите

 И на кладбище бегите —

 Занимайте лучшие места!

Но все это увело бы нас далеко от уголовного фольклора.

Как две еврейские сестрички прославили две уличные песни

(«Купите бублички» и «Купите папиросы»)

В конце лета 1959 года в Москве открылась американская промышленная выставка, на открытие которой прибыл вице-президент США Ричард Никсон. Это знаменательное событие сопровождалось культурной программой, в рамках которой состоялись концерты дуэта «Сестры Берри» — Мины (Мерны) и Клары (Клэр).

Это было нечто незабываемое! Широкая советская публика фактически впервые познакомилась с еврейской песенной культурой на идиш (впрочем, некоторые песни дублировались на английском и русском языках). После концертов сестер Берри особую популярность приобрели два шлягера — «Купите бублички» («Койфт майне бейгелах») и «Купите папиросы» («Койфт жэ папиросн»).

Впрочем, «Бублички», впервые появившись в первой половине 20-х годов прошлого века, и без того были достаточно известны. Что касается «Папирос», здесь мнения исследователей расходятся. Одни считают, что они появились в СССР еще до Второй мировой войны, другие (Дмитрий Якиревич) утверждают, что песня утвердилась в среде советских евреев после 1959 года и лишь позднее обросла мифологией.

Попробуем разобраться во всех деталях этих историй.

Купите бублички

Ночь надвигается,

 Фонарь качается,

 Свет проливается

 В ночную мглу.

 Я неумытая,

 Тряпьем прикрытая

 И вся разбитая,

 Стою дрожу.

 Припев:

 Купите бублички,

 Горячи бублички,

 Гоните рублички

 Сюда скорей!

 И в ночь ненастную

 Меня, несчастную,

 Торговку частную

 Ты пожалей.

 Отец мой — пьяница,

 Он этим чванится,

 Он к гробу тянется,

 И все же пьет;

 А мать гулящая,

 Сестра — пропащая,

 И я — курящая,

 Глядите — вот!

 Припев.

 Инспектор с папкою

 И с толстой палкою

 Грозит на бублики

 Забрать патент.

 Но я — одесская,

 Я всем известная,

 И без патента все

 Продам в момент!

 Припев.

 «Не плачь ты, Фенечка, —

 Сказал мне Сенечка, —

 Пожди маленечко,

 Мы запоем!»

 И жду я с мукою,

 С тоской и скукою,

 Когда с разлукою

 Навек порвем.

 Припев:

 Купите бублики,

 Горячи бублики,

 Купите бублики —

 Да поскорей!

 За эти бублики

 Платите рублики,

 Что для республики

 Всего милей!

Песня «Купите бублички» родилась во времена нэпа и приобрела необычайную популярность — в том числе в босяцкой и уголовной среде. В тексте есть абсолютно недвусмысленные указания на время создания песни. Так, в нем упоминается «инспектор с папкою», который «грозит на бублики забрать патент». В период «новой экономической политики» для ведения частной торговли требовался патент, который выдавался лицам, достигшим 16 лет. Разумеется, значительная часть торговцев предпочитала обходиться без патента. Вот что пишет Евгений Петров в воспоминаниях об Ильфе:

«В 1923 году Москва была грязным, запущенным и беспорядочным городом. В конце сентября прошел первый осенний дождь, и на булыжных мостовых грязь держалась до заморозков. В Охотном ряду и в Обжорном ряду торговали частники… Иногда раздавался милицейский свисток, и беспатентные торговцы, толкая пешеходов корзинами и лотками, медленно и нахально разбегались по переулкам. Москвичи смотрели на них с отвращением. Противно, когда по улице бежит взрослый, бородатый человек с красным лицом и вытаращенными глазами».

При этом торговлей вразнос занимались не только представители простонародья, у которых отец — пьяница, а мать — уборщица. Торговать бубличками, пирожками, овощами и прочим приходилось и представителям некогда имущих классов.

Г.Андреевский в книге «Повседневная жизнь Москвы в сталинскую эпоху. 1920—1930-е» пишет: «Как-то в 1923 году в народный суд милиционер привел девочку. Судья Иванова обратила внимание на ее опрятность, белый бант в светлых, немного вьющихся волосах и на книксен, который она сделала, войдя в кабинет. Из милицейского протокола следовало, что девочка занималась спекуляцией и оказала неповиновение работникам милиции. Вины своей она не отрицала. Судья стала разбираться, и выяснилось, что Нина, так звали девочку, старший ребенок в семье. Семья живет в подвале. Мать ходит на биржу труда, но устроиться на работу не может. Есть дома нечего. Все надежды семья возлагает на то, что Нина заработает на торговле яблоками — 50–70 рублей в день — и что-нибудь купит, чтобы не умереть с голоду. Патента на торговлю у Нины нет и быть не может, так как ей нет еще шестнадцати лет. А нет патента — торговля незаконная. Попала девочка в милицию. Продержали ее там до ночи, а потом отпустили, только она идти домой отказалась: страшно. В милиции посчитали такое поведение дерзостью и на следующее утро привели девочку в суд для наказания. Только судья оказалась не формалисткой. Взглянула с тоской на милиционера, вздохнула и девочку выпустила».