Песнь надежды - [9]

В отличие от большинства девушек викторианской эпохи, Джилли читала в «Таймс» не одну светскую хронику. Она была ушами и глазами брата в его родной стране, как утверждал он сам. Пространные письма сестры вводили Риса в курс всего, что происходило в Англии. Джилли писала и об их слугах, и о политической жизни страны. Кто-то, возможно, и не обращал внимания на перемены, которые мало-помалу пускали корни в Англии, но Джилли не могла не сообщать о них брату. Это придавало ей вес в собственных глазах. Рейф, как и Рис, ценил ее ум и наблюдательность, общаясь с ней на равных. Рядом с ним она никогда не чувствовала себя маленькой и глупой девчонкой, которой следует помалкивать в присутствии взрослых. Именно Рейфу Джилли написала о том, что хочет стать доктором, когда ей было десять. Через два года Рейф опять же первым узнал о том, что она передумала. Оказывается, упросив местного врача разрешить ей присутствовать на операции, Джилли едва не лишилась чувств, когда острый скальпель рассек кожу. Спустя три дня она получила от хирурга письмо, в котором вместо упреков было следующее: «У вас доброе сердце и благородная душа. Не забывайте об этом. Многие из моих знакомых врачей могли бы этим воспользоваться. Помочь человеку можно не только одним скальпелем».

Понимает ли это хоть кто-нибудь из собравшихся здесь? Рейф непременно понял бы ее, будь он рядом. Господи, как ей не хватает этого человека. Особенно сейчас, когда он так близко и в то же время так далеко. Девушка с гордостью взяла бы его под руку, представила бы всем. А вместо этого приходится умирать со скуки, чтобы не расстраивать мать и отчима.

Лишь одна мысль помогала мужественно переносить этот унылый вечер: приближался уик-энд, и ей предоставлялась возможность провести его вместе с Рейфом.

Одна из приятельниц матери заговорила с ней, и девушка сделала вид, что внимательно слушает. Заметив боковым зрением, что мать с довольной улыбкой наблюдает за ней, Джилли тоже заулыбалась. Она знала, что Агата будет потрясена, узнав, что дочь приняла приглашение Джорджи поехать в один из загородных домов.

Мать считала Джорджи выскочкой и сердилась, что дочь водит с ней знакомство.

Джилли, однако, верила в другое: предстоящие выходные круто изменят всю ее жизнь.

ГЛАВА 3

Рейф с наслаждением вдыхал пьянящий запах моря. Под резким прохладным ветром он мчался на лошади вдоль меловых утесов, носящих название «Семеро сестер».

Остановив коня, Рейф задумчиво посмотрел на бескрайнюю гладь моря. У него на душе было неспокойно, и, проснувшись ни свет ни заря, когда все гости еще сладко спали, он уехал из дома. Безжалостно подгоняя лошадь, он заставлял ее нестись во весь опор, надеясь, что безумная скачка отвлечет его.

Молодой человек спрыгнул с седла, дав гнедому мерину возможность немного отдышаться.

Рейф задумался: сможет ли он когда-нибудь забыть Джиллиан Фицджеральд Бьюкенен, не вспоминать ее прелестную улыбку и звонкий смех, журчащий, как вода в ручейке. Когда он, наконец, сможет забыть любимую?

Может быть, размышлял юноша, глядя на птиц, кружащих над утесом, стоит по возвращении в Техас поговорить с Рисом о Джилли и ее замужестве?

Возможно, став замужней женщиной, она перестанет быть для него столь сильным искушением?

– Черта с два! – горько усмехнувшись, сказал Рейф, и эхо повторило звуки его голоса. Узнав о замужестве леди Джиллиан, разве он перестанет хотеть ее и откажется от своих сладких грез?

– Дьявольщина! – закричал Рейф, что было сил. Лошадь, мирно щипавшая травку у подножия утеса, с тревогой взглянула на хозяина.

Чтобы успокоить животное, Рейф вытащил из кармана несколько кусков сахара и протянул их ему. Как он и думал, раздумья о замужестве Джилли не только не успокоили его, не притупили боли в сердце и не уберегли от тревожных мыслей, но, напротив, все обострили.

Рейф был уверен, что его столь откровенные мысли ввели бы такую леди, как Джилли, в замешательство. Что может знать или понимать такая дама, как она, о жажде плоти? К физическому влечению мужчин в Англии относились терпимо и безропотно. Джилли едва только перешагнула порог своего девичества и была такая нежная, чистая, невинная, а вот он…

Полотно Джорджины Дейсер все так же отчетливо стояло перед глазами Рейфа. Какой откровенно чувственной была на нем женщина-богиня: невинная, соблазнительная, стыдящаяся своей красоты и удаленная на много веков от простых смертных.

Схватив поводья, юноша вскочил в седло. В голове неотступно вертелась одна и та же строчка из стихотворения, однажды попавшегося ему на глаза. В словах Браунинга он открывал для себя пусть горькую, но правду: прежде чем оказаться в раю, человек должен изведать все муки ада.

* * *

Наташа Диллингтон улыбалась. Потянувшись всем телом, она заспанными глазами уставилась на спящего рядом мужчину. Каждый мускул ее тела приятно ныл, и все это дал человек, мирно дышащий рядом. Их разделяло десять лет, этого времени подчас хватало не на одну жизнь. На ее губах играла томная улыбка. По сравнению с ней Тони Чамберз выглядел мальчишкой, но был прилежным учеником, доставлявшим радость учительнице, и она расплачивалась той же монетой. Такая форма обучения давала свои результаты, Наташа знала это по собственному опыту.