Песнь меча - [78]

– Почему ты меня не предупредил, Утред? – спросила она.

– Потому что ты этого не хотела, – ответил я.

Она подумала над моими словами и резко кивнула.

– Верно, не хотела. Ты прав. Я посадила себя в клетку, не так ли? А потом сама ее заперла.

– Так отопри ее, – жестко сказал я.

– Не могу, – отрывисто ответила она.

– Не можешь? – переспросила Гизела.

– Ключи от нее у Бога.

Я улыбнулся, услышав этот ответ.

– Мне никогда не нравился ваш бог, – сообщил я.

– Неудивительно, что мой муж называет тебя плохим человеком, – с улыбкой сказала Этельфлэд.

– Он так говорит?

– Он говорит, что ты злой, что тебе нельзя доверять, что ты вероломный.

Я улыбнулся и ничего не ответил.

– А еще он упрямый, – продолжила список Гизела, – туповатый и жестокий.

– Да, я таков, – ответил я.

– И очень добрый, – закончила Гизела.

Этельфлэд все еще смотрела на меня снизу вверх.

– Он тебя боится, – проговорила она. – А Алдхельм тебя ненавидит. Он убил бы тебя, если бы мог.

– Пусть попробует, – ответил я.

– Алдхельм хочет, чтобы мой муж стал королем, – сказала Этельфлэд.

– А что об этом думает твой муж? – спросил я.

– Он был бы не прочь, – ответила Этельфлэд.

Это меня не удивило. В Мерсии не было короля, а у Этельреда имелись права на трон. Но мой кузен был никем без поддержки Альфреда, а Альфред не хотел, чтобы кто-нибудь называл себя королем Мерсии.

– Почему бы твоему отцу не провозгласить королем Мерсии самого себя? – спросил я Этельфлэд.

– Думаю, он так и поступит, – ответила она. – Когда-нибудь.

– Но не сейчас?

– Мерсия – гордая страна, – сказала Этельфлэд, – и не все мерсийцы любят Уэссекс.

– И ты здесь затем, чтобы заставить их полюбить Уэссекс?

Она прикоснулась к своему животу.

– Может, мой отец хочет, чтобы его первый внук стал королем Мерсии, – предположила она. – Король, в чьих жилах течет кровь восточных саксов?

– И кровь Этельреда, – угрюмо проговорил я.

Она вздохнула.

– Он неплохой человек, – печально сказала Этельфлэд, словно пытаясь убедить в этом саму себя.

– Он тебя бьет, – сухо заметила Гизела.

– Он хочет быть хорошим человеком, – сказала Этельфлэд и прикоснулась к моей руке. – Он хочет быть таким, как ты, Утред.

– Как я! – отозвался я, едва удержавшись от смеха.

– Тем, кого боятся, – объяснила Этельфлэд.

– Тогда почему он попусту тратит время здесь? – спросил я. – Почему не отправится на своих кораблях сражаться с датчанами?

Этельфлэд вздохнула.

– Потому что Алдхельм говорит ему не делать этого. Алдхельм говорит, что, если Ганнкель останется в Кенте или Восточной Англии, моему отцу придется держать здесь больше воинов. Ему придется все время посматривать на восток.

– Он в любом случае должен это делать.

– Но Алдхельм говорит – если отцу придется все время беспокоиться об ордах язычников в устье Темеза, он может не заметить, что происходит в Мерсии.

– Где мой кузен объявит себя королем? – догадался я.

– Он потребует такую цену, – сказала Этельфлэд, – за то, что защищает северную границу Уэссекса.

– А ты будешь королевой.

Она скорчила гримаску.

– Думаешь, я этого хочу?

– Не думаю, – признался я.

– Я этого не хочу. Чего я хочу – это чтобы датчане ушли из Мерсии. Я хочу, чтобы датчане ушли из Восточной Англии. Я хочу, чтобы датчане ушли из Нортумбрии.

Он была почти ребенком, худеньким ребенком с курносым носиком и яркими глазами, но в ней была сталь. Она говорила все это мне, человеку, который любил датчан, потому что они меня воспитали, и датчанке Гизеле. Но Этельфлэд не пыталась смягчить свои слова. В ней жила ненависть к датчанам, ненависть, унаследованная от отца.

Потом внезапно она содрогнулась – и сталь исчезла.

– И я хочу жить, – сказала она.

Я не знал, что ответить. Женщины умирали в родах. Так много их умирало! Оба раза, когда Гизела рожала, я приносил жертвы Одину и Тору и все равно боялся. И я боялся сейчас, потому что она снова была беременна.

– Прибегни к услугам самых мудрых женщин, – сказала Гизела, – и доверься травам и чарам, которыми они пользуются.

– Нет, – твердо ответила Этельфлэд. – Я не об этом.

– Тогда о чем же?

– Сегодня ночью, – ответила Этельфлэд. – В полночь. В церкви Святого Альбана.

– Ночью? – переспросил я в полном недоумении. – В церкви?

Она посмотрела на меня снизу вверх большими голубыми глазами.

– Они могут меня убить, – сказала Этельфлэд.

– Нет! – запротестовала Гизела, не веря своим ушам.

– Он хочет убедиться, что ребенок – его! – перебила Этельфлэд. – И конечно же, ребенок его! Но они хотят убедиться, и я боюсь!

Гизела обняла Этельфлэд и погладила по голове.

– Никто тебя не убьет, – тихо сказала она, глядя на меня.

– Будьте в церкви, пожалуйста, – сказала Этельфлэд.

Ее голос звучал приглушенно, потому что она все еще прижималась головой к груди Гизелы.

– Мы будем с тобой, – проговорила Гизела.

– Идите в большую церковь, ту, что посвящена Альбану, – сказала Этельфлэд.

Теперь она тихо плакала.

– Это очень больно? – спросила она. – Как будто тебя разрывают пополам? Так говорит моя мать!

– Больно, – призналась Гизела, – но зато ты познаешь радость, которой нет равных.

Она снова погладила Этельфлэд по голове и уставилась на меня так, будто я мог объяснить, что должно произойти нынче в полночь. Но я понятия не имел, что задумал мой подозрительный кузен.