Песнь любви - [61]

Через часок садовник вернулся с жареным ягненком и хлебом нежным, точно хлопок, и сложил это перед ними, и они поели и попили. Затем садовник принес сладостей, и они полакомились, и вымыли руки, и сидели, разговаривая. «Расскажи мне про этот сад, — спросил визирь, — твой ли он или ты лишь ухаживаешь за ним?». «Этот сад принадлежит царской дочери, Ситт Дунье», — ответил старик. «А сколько тебе платят каждый месяц?» — спросил визирь, и садовник отвечал: «Один динар, не больше». Тогда визирь оглядел сад и увидел высокий, но ветхий дворец.

«О старец, — сказал он, — я хочу сделать здесь добро, за которое ты будешь меня вспоминать». «А какое ты хочешь сделать добро?» — заинтересовался старик, и визирь ответил: «Возьми эти триста динаров». Услышав упоминанье о золоте, садовник воскликнул: «О господин, что хочешь, то и делай!»

Визирь дал ему денег и молвил: «Если захочет Аллах Великий, мы сделаем добро в этом месте», — и они вышли от садовника, и пришли в свое жилище, и проспали эту ночь. А на следующий день визирь призвал белильщика и рисовальщика и хорошего золотых дел мастера, принес им инструменты, какие было нужно, и, приведя искусников в сад, приказал им выбелить дворец и разукрасить его всякими рисунками. Затем велел принести золота и лазури и сказал рисовальщику: «Нарисуй посредине этой стены образ человека-охотника, и как будто он расставил сети и туда попали птицы и голубка, завязшая клювом в сетях».

И когда рисовальщик разрисовал одну сторону, визирь велел: «Сделай на другой стороне то же, что на этой, но нарисуй образ одной только голубки в сетях и охотника, который взял ее и приложил нож к ее шее, а с другой стороны — большую хищную птицу, поймавшую самца-голубя и вонзившую в него когти». Рисовальщик сделал это, и когда они покончили со всем, о чем упоминал визирь, тот отдал им плату, и они ушли. А визирь и те, кто был с ним, тоже удалились в свое жилище, попрощавшись с садовником.

И они сидели за беседой, и Тадж-аль-Мулук просил Азиза: «О брат мой, скажи мне какие-нибудь стихи, может быть, моя грудь расправится и покинут меня грустные думы, и охладеет пламя огня в моем сердце». Тогда Азиз затянул напев и произнес такие стихи:

Все то, что влюбленные сказали о горестях,

Я все испытал один, и стойкость слаба моя.

А если слезой моей захочешь напиться ты, —

Обильны моря тех слез для жаждой томящихся.

Когда же захочешь ты взглянуть, что наделала

С влюбленным рука любви, на тело взгляни мое.

Потом он пролил слезы и произнес такие стихи:

Кто гибких не любит шей и глаз поражающих,

И мнит, что знал радости в жизни, — ошибся тот.

В любви заключается смысл высший, и знать его

Средь тварей лишь тем дано, кто сам испытал любовь.

Аллах, не сними с души любви ко любимому

И век не лиши моих бессонницы сладостной!

А после он затянул напев и произнес:

Говорит в «Основах» Ибн Сина нам, что влюбленные

Исцеление обретут себе в напевах

И во близости с тем, кто милым равен и близок к ним,

И помочь должны и плоды, и сад, и вино.

Попытался раз исцеление я с другим найти,

Помогали мне и судьба моя и случай,

Но узнал я лишь, что любви болезнь убивает нас

И лечение, что Ибн Сина дал, — лишь бредни.

Когда Азиз окончил свои стихи, Тадж-аль-Мулук удивился, как он красноречиво и хорошо их произнес, и воскликнул: «Ты рассеял часть моей заботы!». А визирь сказал: «Древним выпадало на долю то, что изумляет слушающих». И молвил Тадж-аль-Мулук: «Если тебе пришло на ум что-нибудь в таком роде, дай мне услышать то, что помнишь из этих нежных стихов, и продли беседу». И визирь затянул напев и произнес:

Раньше думал я, что любовь твоя покупается

Иль подарками, иль красою лиц прекрасных.

И считал, глупец, что любовь твою мне легко добыть,

Хоть немало душ извела она высоких.

Но увидел я, что любимого одаряешь ты,

Раз избрав его, драгоценными дарами.

И узнал тогда, что уловками не добыть тебя,

И накрыл главу я крылом своим уныло.

И гнездо любви для жилья с тех пор я избрал себе,

А наутро там и под вечер там я вечно.

Вот что было с прибывшими на Камфарные острова. А что до старухи, то она уединилась в своем доме.

Царевне же в назначенный день захотелось прогуляться в саду, а выходила она лишь со старухой, поэтому, послав за нею, она помирилась с ней и успокоила, и сказала: «Я хочу выйти в сад и взглянуть на деревья и плоды, чтобы моя грудь расширилась от запаха цветов». И старуха ответила: «Слушаю и повинуюсь! Но я хочу пойти домой и надеть другую одежду. Потом же приду к тебе». «Иди домой и не мешкай», — отвечала царевна.

И старуха, выйдя от нее, направилась к Тадж-аль-Мулуку со словами: «Собирайся, надень твои лучшие одежды и ступай в сад. Иди к садовнику, поздоровайся с ним и спрячься в саду». «Слушаю и повинуюсь!» — отвечал царевич, и старуха условилась с ним, какой она подаст ему знак. Потом она пошла к Ситт Дунье.

А визирь и Азиз одели Тадж-аль-Мулука в платье из роскошнейших царских одежд, стоившее пять тысяч динаров, и повязали ему стан золотым поясом, украшенным дорогими камнями и драгоценностями. И отправились они в сад и, придя к воротам, увидели, что садовник сидит на своем месте. Увидев царевича, садовник встал на ноги и встретил его с уважением и почетом, и открыл ему ворота, и сказал: «Пойди, погуляй в саду». Но не знал он, что царская дочь собирается в сад в этот день.