Песнь Хомейны - [28]

- Нет, - в третий раз повторила мать. - Кэриллон, не сомневаюсь, что ты продумал все до мельчайших деталей - но я на такое не пойду. Турмилайн в опасности. Она - заложница Беллэма, и заложница именно на такой случай, ты думаешь, если мне удастся бежать, Беллэм ничего не предпримет?

Она сдвинула брови, в ее глазах я прочел страдание.

- Он очень скоро узнает все - узнает, что я бежала от его стражи. И за это покарает твою сестру.

Я стремительно пересек комнату и взял мать за плечи:

- Я не могу оставить тебя здесь! Или ты думаешь, что я смогу спокойно жить, зная, что ты здесь? Здесь - в запустении, в холоде, пробирающем до костей - в этом убожестве!.. Мама…

- Мне никто не причиняет вреда, - отчетливо проговорила она. - Меня не бьют. Кормят. Правда, содержат, как нищенку - ты сам это видишь, - она коснулась пальцами моих запястьев, скрытых кожаными браслетами. - Я знаю, чем ты рисковал, придя сюда. Если бы Турмилайн была в безопасности, я ушла бы с тобой. Но я не оставлю ее Беллэму, чтобы он вымещал на ней свою ярость.

- Значит, он все это сделал специально - на случай, если я вернусь!

Я давно должен было понять это - но то ли не мог, то ли не позволял себе.

- Раздели сокровище - обманешь воров, - я выругался - и тут же прикусил язык, сообразив, что моей матери не пристало слышать такие слова.

Она улыбнулась, но глаза ее по-прежнему были полны слез.

- Не могу. Ты понимаешь? Я думала, что ты мертв, а моя дочь пропала. Но ты здесь, живой и невредимый, и у меня снова появилась надежда. Теперь - иди и делай, что должно, но иди без меня, чтобы я не задерживала тебя, - она жестом заставила меня удержать готовые сорваться с губ возражения. - Ты видишь, какая я? Я буду тебе в тягость. А я вовсе не хочу этого - ведь тебе еще предстоит отвоевать свое королевство.

Я невесело рассмеялся:

- Вот и рухнули все мои прекрасные планы. Я думал освободить тебя и отвезти туда, где стоит моя армии, туда. где ты была бы в безопасности. Потом я собирался заняться спасением Торри - даже если бы мне для этого пришлось попросту взять Хомейну-Мухаар…

Я вздохнул и безнадежно покачал головой.

- Ты хорошо указала мне мое место.

- Твое место - в Хомейне-Мухаар, - она поднялась, не выпуская моих рук, сжимая их хрупкими пальцами. - Иди же туда. Отвоюй свой трон и освободи сестру.

Тогда я пойду туда, куда ты прикажешь мне. Только тогда.

Я обнял ее, прижал к себе - и тут же отпустил, выругавшись сквозь зубы: боги мои, я же был так грязен…

Она рассмеялась. Стерла полоску грязи со своего лица и рассмеялась - а потом заплакала - и я снова прижал ее к себе, и больше уже не отпускал - долго, долго…

Глава 8

Я покинул Жуаенну так же, как и вошел в нее с великой осторожностью.

Сгорбившись, прихрамывая, я ковылял прочь, низко склонив голову, стараясь не торопиться. Вышел из тех же ворот, в которые вошел, пробормотав что-то солиндским солдатам, на что они ответили потоком брани и попыткой дать мне подножку, чтобы я свалился в лужу конской мочи. Может, лучше было бы упасть но мои рефлексы оказались сильнее и мне удалось не растянуться на брусчатке.

Тут же я вспомнил о своей внешности и о той игре, которую вел, споткнулся, замахал руками и вскрикнул - к вящему веселью солдат, проводивших мой уход солиндской бранью, издевками и грубым хохотом.

Так я покинул свой дом и поковылял в деревню, по дороге обдумывая создавшееся положение.

Моя мать была права. Если бы я увез ее из Жуаенны, Беллэм тут же понял бы, что я вернулся, понял бы он, и где я. Кому еще пришло бы в голову похищать мою мать? Она провела пять лет в заточении в собственном доме, и никто не предпринимал попыток освободить ее. Только я был настолько заинтересован в ней, чтобы отважиться обвести вокруг пальца солиндскую стражу.

Когда все твои планы вот так рассыпаются в прах, чувствуешь себя полным глупцом, тем более, что с самого начала должен был понимать, что все это было бессмысленной и бесполезной затеей. Финн, наверно, подошел бы к этому делу по-другому. Или - вообще не стал бы ввязываться в это.

Я забрал моего пони у хозяина унылой и грязной деревенской харчевни и немедленно отправился в путь - к дереву, расколотому молнией, чтобы забрать спрятанные там меч и лук. Вооружившись, я сразу же почувствовал себя увереннее: все-таки поездка в Жуаенну сильно потрепала мне нервы. Меч я повесил на пояс, лук Чэйсули - за спину, и снова сел в седло терпеливого степнячка-пони.

Я ехал по заснеженным равнинам - из одного дома в другой дом, теперь моим домом стала армия, где люди моей земли составляли и разрабатывали планы действий, учились владеть оружием и выжидали. Я ехал туда, где было будущее Хомейны. Ехал и думал - как странно, что люди называют какую-то землю своей, когда боги создали землю для всех…

Потом я подумал о Лахлэне и о его служении. Он рассказал мне, что служение Лодхи не требует ни восхвалений, ни священнических облачений, ни прочих подобных глупостей. Он говорил, что единственной его обязанностью было рассказывать о Лодхи тем, кто пожелает слушать - но не принуждая их, лишь в надежде, что они сами узрят и примут путь истинный. Я не препятствовал ему в этом, хотя сам и верил в других богов, он никогда и ни к чему не принуждал меня, и я был благодарен ему за это.