Пешком над облаками - [11]

— Хрр… шш, — говорил я, что означало: «Я сплю очень крепко».

— Хрр… чучу, — говорил Пыпин, и это в переводе на язык бодрствующих звучало так: «Я сплю еще крепче».

Тогда я возразил:

— Хрр… Хрр… Хрр… — то есть: «Крепче все-таки сплю я».

— Нет, хрр… нет, хрр… — отвечал Пыпин.

Мы увлеклись этой жаркой дискуссией и не заметили, как Толик слез со своей подвесной койки и выскользнул за дверь. Я, как и следовало ожидать, опомнился первым и, записав свой храп на кассетный магнитофон, оказавшийся совершенно кстати у меня под рукой, оставил аппарат включенным и тоже выскользнул из кубрика.

Я осмотрел всю палубу, но на палубе никого, кроме вахтенных, не было. Заметив меня, один из вахтенных шепнул другому:

— Видишь? Юнга уже ушел с головой в какое-то приключение. Ах, как я завидую юнгам!

— Тсс, — предостерег его другой, — вспугнешь приключение. Может, и нам что-нибудь перепадет.

Обыскав палубу, я спустился в трюм и услышал непонятные скребущие звуки. Кто-то невидимый упрямо буравил дно нашего ни в чем не повинного буксира. Я включил электрический свет, нажав на включатель, расположенный у входа в трюм, и увидел Толика Слонова. Он сидел на корточках и, высунув от усердия кончик языка, сверлил беззащитное дно острым штопором, который обычно лежал на камбузе у повара под рукой.

— Ты что делаешь? — воскликнул я, бросаясь к нему и отбирая у своевольного мальчишки штопор.

— А разве вы не видите сами? Я делаю большую пробоину, — спокойно сообщил Толик.

— Большую? Ну-ка, покажи, какого размера ты хотел сделать пробоину? — сказал я, возвращая ему на время штопор.

Толик очертил на дне квадрат, и я понял, что мы все находились перед лицом страшной опасности.

— Не окажись я совершенно случайно, и судно могло бы пойти на дно, — сказал я, снова отбирая штопор.

— А я только этого и добивался, — признался Толик Слонов. — А то что же получается? Я уже несколько дней у вас на борту, и до сих пор никаких происшествий? Я моря не видел года четыре.

— Как это понимать? — спросил я. — Ты живешь в Новороссийске, учишься в школе и четыре года не видел моря?

— Ну, это у меня такая присказка. Я часто так говорю, — пояснил Толик Слонов.

— Запомни, Слонов, — сказал я. — Настоящие путешественники сами не лезут в беду и тем более не создают ее собственными руками. Они только идут к Великой Цели, а опасности сами то и дело возникают у них на пути. Если Цель действительно Великая, то, не беспокойся, опасностей будет хоть отбавляй. Нужно только немного набраться терпения.

— Ну, вы совсем как на уроках в школе. Это можно, а это нельзя, пожаловался мальчик. — А я, может, ждать не могу? А у меня, может, мало времени? Каникулы, и только, а там снова учебный год! Нет, лично я ждать не буду. И моя Великая Цель как раз и заключается в том, чтобы встретить как можно больше опасностей и потом прославиться на весь наш дом тем, что я их все преодолел, — упрямо сказал Толик.

Я и сам подумал: «Действительно, вот уже какой день мы в дороге — и ни одного приключения. Почему они задержались — и стихия, и всякие роковые случайности? Что с ними стряслось?» В этом было что-то предостерегающее. Но я скрыл свою тревогу и предложил:

— Ладно, пойдем на ют и там поговорим по душам, — и взял Толика под руку.

Мы повернулись, и я лично замер. На нижней ступеньке трапа стоял хулиган Пыпин.

Интуиция мне подсказала, что он подслушал наш разговор от начала до конца. Впрочем, об этом можно было легко догадаться по его лицу. Поняв, что лицо выдало его, Пыпин поспешно сказал:

— Я ничего не слышал. Я ничего не знаю. Только честное слово теперь уже ни за что не дам.

С этого часа для меня настали беспокойные дни. Узнав, что Толик жаждет опасностей, Пыпин, сам связанный честным словом по рукам, решил превратить мальчика в свое орудие и затем его руками уничтожить баллон. Стараясь воспитать мальчика в нужном ему духе, он расписывал Толику красоты жизни, протекающей в темных подворотнях, учил его грубым словам, таким, как «черт» и «дьявол», и пытался приобщить к курению табака. Но я тут же приводил поучительные примеры из собственной жизни, успешно нейтрализуя антипедагогическое влияние Пыпина, и между нами то и дело вспыхивали тяжелые воспитательные бои.

— Вот до чего дожили, — ворчал Пыпин, когда мы, например, в очередной раз собирались на юте. — Ребенку хочется вывести из строя руль корабля, а ему не позволяют даже такую малость.

И при этом искоса поглядывал на Толика, проверяя: подействовали ли на мальчика его слова, или нужно усилить свои провокации.

— Пыпин, вы не правы, — стойко возражал я. — Толик, учти, дядя Пыпин не прав. Вот со мной, помнится, был случай…

И я рассказывал Толику очередную назидательную историю. Хотя мог бы просто сорвать маску с Пыпина, показать Толику его истинное лицо, открыв, что в школьные годы Пыпин учился на одни двойки и оставался на второй год. Это бы сразу разоблачило хулигана в глазах Толика Слонова. Но могло и ранить его душу. Ведь дети не должны знать, что некоторые взрослые, учась в свое время в школе, получали двойки и учитель делал им замечания за посторонние разговоры на уроке.