Пешки Хаоса - [36]

Даже в их деревне, которая считалась необычно удачливой в этом отношении, иногда рождались мутанты. Дафан сам видел мертвых животных, обладавших, казалось, человеческими чертами, но слышал лишь приглушенный шепот о человеческих детях, рождавшихся с признаками животных — их куда-то забирали. В первый раз он видел человека, обладавшего внешними признаками животного.

— Кто ты? — произнес Дафан, когда к нему вернулось дыхание.

— Ты и ты, — загадочно ответил мальчик. Сказав это, он протянул обе руки к своим спасителям. Длинные пальцы его правой руки коснулись лба Гициллы, а пальцы левой скользнули по щеке Дафана. Дафан почувствовал, как странная дрожь прошла сквозь него. Это не было болезненно, но не было и приятно; он ощутил, как словно бы некая нить обвязалась вокруг его сердца.

— Как тебя зовут? — спросил Дафан, на случай если мальчик не понял первого вопроса.

— Не знаю… Слишком устал… — последовал ответ.

Даже в почти полной тьме Дафан почувствовал, что эти поразительно темные глаза были уже наполовину закрыты. Мальчик откинулся на сиденье, его странная голова с заостренными ушами с кисточками опустилась на плечо Дафана. Дафан боялся стряхнуть его или хотя бы разбудить, повернув голову к Гицилле, но по крайней мере, он мог спросить.

— Кто он, Гицилла? Что это? Что происходит?

— Не знаю, — произнес голос Гициллы, словно странное эхо. — Слишком устала…

Но она хотя бы не заснула. Она продолжала управлять машиной, ведя грузовик сквозь ночь.

Они направлялись все дальше в степь, и земля здесь была более ровной. Больше не казалось, что окружающие растения бросаются под колеса. Свет фар позволял немного разглядеть путь впереди, хотя грузовик ехал явно слишком быстро, чтобы остановиться вовремя, если в свете фар из тьмы возникнет какое-то препятствие.

— Ого! — внезапно произнес голос Гициллы. Он действительно звучал как голос Гициллы, хотя Дафан не был уверен, что это ее разум управляет сейчас ее руками и ногами.

Дафан не мог обернуться, но там, где он сидел, можно было смотреть в зеркало, расположенное над головой, чтобы водитель мог смотреть назад. Дафан видел в зеркале лишь свет, но этого было достаточно, чтобы понять, что за грузовиком следуют — или, возможно, гонятся.

Свет был слишком яркий для фар, по мнению Дафана. Поэтому он решил, что должно быть, это прожектор, установленный в кузове преследующего грузовика, исправен, и он направлен на их машину. А это означало, что пушка в кузове, вероятно, тоже исправна, и вероятно, наведена на цель, освещенную прожектором. Это, в свою очередь, могло означать, что если кто-то на другом грузовике видел, как голый мальчик прыгает в их грузовик, или имел еще какие-то причины считать, что их грузовик ведет не имперский солдат, им троим, вероятно, осталось жить весьма недолго — пока имперские солдаты, оставшиеся в кузове их грузовика, не выпрыгнут… что они, возможно, уже сделали.

Дафан увлеченно уставился в зеркало, хотя там не было видно ничего кроме ослепительного света. Волосы на его затылке встали дыбом.

Потом ослепительный свет стал еще более ослепительным. Зеркало, казалось, вспыхнуло, словно само превратилось в облако раскаленного газа.

«Я уже мертв», подумал Дафан, хотя понимал, что эта мысль нелепа.

Он не был мертв. Пушка преследующего грузовика не выстрелила — или, если выстрелила, то дала осечку — и взорвалась, и от силы взрыва грузовик разлетелся на куски.

Взрывная волна встряхнула их грузовик, но не перевернула.

— Ого! — произнес голос Гициллы. Дафан раньше не знал, как много могла значить эта фраза. Сейчас она звучала совсем по-другому, тревога и раздражение уступили место радости и веселью. Но когда грузовик снова нырнул во тьму, Дафан понял, что радость была смешана с усталостью, а веселье — с изнеможением. Он видел, что Гицилла повисла на руле, даже не глядя, куда едет грузовик — по крайней мере, не глазами.

— Гицилла… — встревоженно сказал Дафан, думая, сможет ли он вернуть ее в нормальное состояние — и надо ли это делать.

В конце концов он подумал, что если она придет в себя, то, возможно, внезапно обнаружит, что не имеет ни малейшего представления о том, как управлять имперской машиной, и это будет далеко не самое подходящее время для такого открытия. Подумав, Дафан решил, что лучше молчать. Если Гицилла ведет машину в магическом трансе с того времени, как они впервые сели в кабину, наверное, лучше ей не мешать.

Прошло еще несколько минут, звериное ухо странного мальчика невыносимо давило на плечо Дафана, а длинные кисточки шерсти столь же невыносимо щекотали его шею. Очень осторожно Дафан переместил тело мальчика вправо, и его странная голова свесилась в другую сторону, откинувшись на спинку сиденья, и уперлась в дверь. Такое положение выглядело не слишком удобным, но и не являлось невыносимым.

Это позволило Дафану повернуться к Гицилле, и он увидел, как она опустила голову на руки, продолжая вести грузовик, не сворачивая с пути. Этот путь вел их во тьму и неизвестность, но, тем не менее, казалось, он был задуман и выбран сознательно.

Впрочем, тьме оставалось недолго. Спустя еще двадцать минут небо позади засияло серебристым светом, и в низких облаках сверкнули розовые отблески восходящего солнца.