Пеший камикадзе - [15]

Пиратский кодекс берегли, что был прописан кровью с ромом,

Твои глаза, мне были домом, а сердце — колыбель любви.

Я весел, беззаботен, пьян. Бессмертен, в пистолетной драке,

И в абордажевой атаке — заговорен от всяких ран.

На теле выколот Нептун, лишь одному ему я верен,

За это, шлет мне, я уверен, твой нежный стан на берегу.

…И вот когда уж горизонт чернел вдали земли полоской,

И этот берег, с виду плоский, назвали нам — Анауак…

Здесь кланялись Тескатлипоке, ацтеков приносили в жертву,

И мы, подобно бризу-ветру, пришли сюда не просто так.

Страной туземной обречен, на смерть привёл Кортес Великий,

На пике новых мне открытий, стрелой индейской был сражен…

Мой прах укутал океан, в твоей груди не брошу якорь.

Меня убил индейский пахарь, и будет небом проклят он!..

Егор захлопнул карандаш в блокноте. Пора было ложиться спать, в палатке уже давно спали. Было тихо, и тускло горел свет настольной лампы. Рядом с печью сидел солдат-истопник, складывал сырые дрова вокруг печки. Аккуратно, чтобы никого не разбудить выгребал золу из поддувала. Егор встал, потянулся руками кверху и, шаркая тапками как старик, грузно побрел к кровати.

* * *

Сегодня, 23 декабря 2000 год (время 21:35), на моем маршруте (ул. Б. Хмельницкого) — подрыв фугаса и скоротечное боестолкновение. С невидимым врагом! Очень трудно в этом хаосе, а иначе, то, что начинается после подрыва назвать нельзя, — разобрать, что происходит. Боевой порядок — огромен по протяжённости. Как управлять, не понятно? Орать — бессмысленно!

ЭТО УЖЕ ТРЕТИЙ ФУГАС ЗА ПОСЛЕДНИЕ ТРИ ДНЯ!!!

Взрыв произошел между первым и вторым БТР-80. Эквивалент — пара 152 мм артиллерийских мин. Контузило разведчика с группы прикрытия, отбросив его взрывной волной под БТР, словно тряпку. Сапёры не обнаружили! Прошли мимо! Мы ответили огнем, по «высоткам», но враг не всегда видим, а мы до отчаяния глупы. Спасибо, Господу, без потерь.

Крыжевский (начальник штаба), орёт на меня как резаный. Волосы дыбом, ходит вдоль меня своими семимильными шагами, всю морду мне заплевал, а я в душе не еб… как найти радиоуправляемый фугас. Устал, нечеловечески, как скотина. Наверное, нервное…

Богдана Хмельницкого… Шли в боевом порядке, Егор немного в стороне, по тротуару. Стеклов шел рядом, но Егор сейчас не противился этому. Так случалось не часто, но вдвоем всегда веселее, пусть и в нарушение приказа.

— Слушай, мы как камикадзе… здесь. Скажи? — зевнув, сказал Стеклов.

— Да… наверное… — рассеянно ответил Егор, — хотя знаешь, — Егор сделал паузу, подумал, — наверное, нет.

— Чего это — нет?

— Ну, не похожи…

— Ага, особенно ты! В зеркало посмотри! Тебе еще белую повязку с красным солнцем…

— А-а! — догадался Егор. — Ну, если только так…

— И так, и так… Два дня подряд подрываемся! Точно, как камикадзе-смертники!

— Смертники… — повторил Егор, словно впервые в жизни произнес это слово, — аккуратно. — А ты что-нибудь знаешь о них?

— Ну… так-то — да!

— И что? — спросил Егор. — Кто они? Чего хотели?

— Умереть… Умереть за… — Стеклов не находил нужного объяснения.

— За что? — торопил Егор.

— За… победу, наверное! За Японию, — сказал Владимир.

— Вот! Но мы-то вроде не хотим умирать… за Японию. Ты хочешь?

— За Японию — нет.

— А за победу?

— За победу? Здесь? Мы вроде как уже победили… Умирать не охота!

— Вот и я — не хочу. Значит, мы — не камикадзе.

— А кто мы?

— Не знаю.

— Ну, а что? Камикадзе, что, все хотели умереть? — спросил Стеклов.

— Кажется, да.

— Не, ну мы тогда кто? — Стеклов огорченно развел руками.

— Саперы.

— Саперы! Я вообще — кинолог, а погибнуть могу как сапер, но от этого я сапером быть не могу!

— Ну и камикадзе тоже!.. — не соглашался Егор. — Напишут тебе в личном деле и захлопнут его в архиве: подорвался на фугасе…

— «Погиб смертью храбрых»…

— Да кто тебе сказал, что «храбрых»? Егор с усмешкой поглядел на Стеклова. — Так, по неосторожности… ошибся…

— Ага! Ходишь, ищешь, и ждешь когда тебя… Не, точно — камикадзе!

— Да будь… — буркнул Егор, махнув на Стеклова рукой. — Читал как-то одну книгу, написал какой-то Ино… Ино… Гути-Гури… Иногути или Иногури… не помню; ну, да ладно, суть не в этом… Про камикадзе — она. Так вот, среди тех, кто воевал и видел камикадзе, и сами камикадзе не нашлось человека, который бы мог ясно выразить — кто камикадзе, а кто некамикадзе; и кто были те люди, которые также шли на верную гибель в атаку, на танки, на… Вот, Матросов, на пример, он — кто? Камикадзе, по-твоему?.. Сознательно же лег на амбразуру.

— Матросов — самый настоящий «камик»! — Стеклов, обернувшись, поглядел на своего кинолога, идущего по центру дороги.

— Никакой он не настоящий. Камикадзе — это целая философия, а не то, что ты называешь. Народ изучает их, рассматривает через призму культуры, как феномен, — сказал Егор.

— Ну, а я, что, не феномен? — возмутился Стеклов.

— Ты — русский дурак! — беззлобно сказал Егор. — Все этот наше западное сознание, потому мы не можем понять. Вот, к примеру, в каждом из нас живет ощущение некой неуязвимости… Ты же все равно уверен, что тебя не убьют? И даже несмотря на то, что совсем рядом гибнут люди, товарищи… Ты же рассчитываешь каким-то образом избежать смерти?