Пещера - [7]

У них были невинные лица, как в английском колледже. Эгон ожидал увидеть в этих лицах отражение всех ужасов ратанакирианской истории. Он думал, что эти девушки, какой бы бесхитростной ни была их улыбка, при всей популярности их профессии должны были испытывать унижение от того, что мужчины получают их за столь жалкие деньги.

Проходя мимо, какая-то девушка ненавязчиво поцеловала его в щеку. Другая – с изящной головкой, в желтом платье, эффектно оттенявшем ее смуглую кожу, – прильнув к Эгону, легонько провела ноготком по его руке от кисти до локтя и вызвала у него эрекцию.

– Купишь мне кока-колу? – спросила она. Последние два слова прозвучали полувопросительно, с легким французским акцентом, как будто бы говорил ребенок, который не до конца уверен, что подобрал нужное слово.

Эгон кивнул. Молодой человек поставил рядом табурет для девушки. Ее звали Нэнси. Она спросила, как его зовут.

– Эгон, – сказал он очень четко.

– Эгон, – повторила девушка, потом снова он.

Как и ожидалось, невыговариваемое «г» рассмешило ее. Она хихикала всякий раз, когда он произносил свое имя. Может быть, слово «Эгон» означало в Ратанаке «коровий колокольчик». Вопрос, как ее настоящее имя, она не поняла. Она повторяла все, что он говорил. Склонив голову ему на плечо, она поцеловала его, подула в ухо и легонько укусила в щеку. Ей могло быть и двадцать пять, и пятнадцать лет. Ее головка была размером с беличью.

Он показал на ящериц на стене, все еще сидевших на том же месте.

– Живые?

– Да, живые!

– Мертвые?

– Да, мертвые!

Вошли австралийцы и ободряюще ему кивнули. Еще одни свидетели, которые видели его в качестве обычного туриста, посещающего проституток в Ратанаке. Но слово «проститутки» по отношению к этим девушкам даже в мыслях звучало неуважительно.

Вместе с Нэнси они смотрели на танцующих. Она то и дело гладила его по бедру.

– Пойдешь со мной? – спросила она, и Эгон испытал разочарование. – Два доллара за раз, три доллара за всю ночь.

Он представил себе урок английского языка, на котором дети заучивали это предложение. Он бы пошел с ней хотя бы ради того, чтобы посмотреть, сохранится ли ее невинность в постели. Но было уже почти десять. По телу поползли мурашки. Последний час.

Он покачал головой.

Она сразу же к нему охладела и принялась оглядывать зал, высматривая новых кандидатов. Эгон дал ей пять долларов и поднялся. Она в изумлении потянулась, чтобы поцеловать его, но промахнулась.

На выходе он посмотрел на стену с ящерицами. В одиннадцать часов эти ящерицы по-прежнему будут на том же месте. Они относились уже к будущему.

По дороге к машине Эгона снова окружили нищие, преследовавшие его, пока он не скрылся в темноте. Было нежарко, прохладный ветерок слегка обдувал шею. Подойдя ближе, он вздрогнул – из черноты возник призрак. По обтрепанной шляпе он узнал хромого юношу, который вызвался посторожить его машину. Его глаза блестели – услужливо, но с достоинством. Открыв кошелек, Эгон обнаружил, что мелочи больше нет. Самая мелкая купюра – двадцать долларов. Ему не хотелось возиться, отсчитывать монеты, и он дал юноше двадцатку. Тот, похоже, страшно перепугался. Это действительно была сумасшедшая сумма – месячный заработок чиновника. Но какое это сейчас имело значение? Эгон сел за руль и уехал.

Две минуты одиннадцатого. Встреча становилась неотвратимой.

Добравшись до гостиницы всего за несколько минут, он открыл дверь своего номера.

Чемодан по-прежнему стоял на стуле. Эгон переложил его на кровать, прикоснувшись к нему впервые с тех пор, как поселился здесь. Вытащив сумку и старую одежду, он закрыл молнию. Десять двадцать. Еще есть время, чтобы принять душ, но, уже стоя под теплыми струями, он вдруг испугался, что опаздывает, и заторопился. Наспех вытершись, он, полумокрый, надел приготовленную сухую одежду. Позвонил на рецепцию уточнить время и дважды переспросил. Его часы шли правильно.

Десять двадцать две. Он сел за столик у окна и посмотрел на радиобудильник около кровати. 22:22. В голове ни одной мысли. На темной глади реки мерцают отраженные огоньки – наверное, от лампионов. Он попробовал досчитать до шестидесяти, чтобы заставить часы прыгнуть на следующую минуту. Но, не закончив, встал и собрал чемодан. «Ладно, – подумал он, – надо идти. Будь осторожен».

Так Эгон Вахтер покидал свой номер, отправляясь на парковку.

Он вышел в коридор и сел в лифт. Супружеская пара в лифте с интересом рассматривала его чемодан. Кто в такой час будет слоняться по городу с чемоданом? К счастью, возле рецепции толпилась группа пожилых людей в мятых пиджаках, а посреди холла стояли в круг их сумки. Наверное, только что прибывшая туристическая группа. Никто не обращал на него внимания. Подбежал портье – Эгон позволил ему дотащить чемодан до машины и положить в багажник.

«Неосмотрительно с моей стороны, – думал он, идя к парковке. – Чемодан не очень тяжелый. Не показалось ли это странным портье? Может, его стоило набить камнями?» Однако никто пока не мог воспрепятствовать тому, что неминуемо должно случиться.

Он ехал по темным бульварам мимо жилых домов. Некоторые кафе и магазины были еще открыты. За длинными столами, освещенными свечками и парафиновыми горелками, ужинали люди.