Пес в колодце - [8]

Эта часть Розеттины мне была совершенно не известна. Тесные и крутые улочки образовывали настоящий лабиринт. Вся территория была здесь складчатая, тут было полно каких-то лесенок, тупиковых двориков и тесных проходов. Я пытался идти в сторону зарева огней над портом, но дорогу, чуть ли не на каждом шагу, загораживали сплошные стены.

Мне хотелось есть и плакать, как вдруг заметил прямо перед собой мигающий огонек. Я ускорил шаг и быстро очутился в каком-то саду. Но я предпочел никого не звать, пока не увижу лица владельца светильника. Но свет исчез. Я сделал еще пару шагов и натолкнулся на приоткрытую дверь. Из-за них дуло холодом и затхлостью. Тем не менее, я вошел вовнутрь. И только через какое-то время сориентировался, что нахожусь в гробнице Бонавентури. Гробы тесно стояли на полках, некоторые из них совершенно растрескались от старости. Ниже, в крипте горели три огонька и раздавались голоса.

— Ну как, есть? — спросил тот, следом которого я пришел. Голос у него был молодой, звучный, со слегка гортанным северным акцентом.

— А ты сомневался, — ответил брюзжащий и грубый бас.

— Молодка из провинции, — добавил третий, постарше. — Толпа задавила ее возле Альбанских Ворот.

— А ну покажите.

Брюзга зажег факел, а старик одним рывком сорвал черный покров с катафалка, стоящего посредине крипты. На нем лежало обнаженное тело молоденькой, только-только вступившей в пору расцвета девушки. Буквально за секунду в память впечатались ее золотисто-рыжие волосы, не слишком-то еще развитые груди и стеклянистые глаза. Но окрика я сдержать не смог.

— Это кто там? — рявкнул грубиян и, не успел я пошевелиться, как он сцапал меня за горло.

— Шпион? — встревожился старик и блеснул ножом.

Ноги подломились подо мной.

— Оставьте его, — крикнул мой невольный проводник. — Ведь это же еще дитя.

— Инквизиция любит пользоваться и детьми.

— Погодите, так я его знаю. — Мой защитник подошел поближе и взлохматил мне волосы. — Я уверен, малшик, что ты дашь клятву никому не говорить о том, что здесь видел? — Да в этот момент я готов был пообещать совершить пешее паломничество вокруг света. — Сам я художник, — продолжал молодой человек, а человеческое тело до сих пор представляет для нас, людей, наполненный тайнами мешок. Так что иногда, вопреки рекомендпциям наших душепастырей, я обязан в этот мешок заглянуть.

— Так, синьор! — спешно сказал я, так как узнал говорящего. Им был Маркус ван Тарн, кузен моей кормилицы.

— Так что возвращаться в дом, ведь о тебе наверняка уже беспокоятся!

Так что той ночью мне не дано было участвовать во вскрытии останков. Разбойник по имени Бенвенуто провел меня домой. До Мавританского закоулка было гораздо ближе, чем я предполагал. Несмотря на позднюю пору, во всем доме горели огни, а на улице собрались зеваки. Среди людей в сенях я узнал синьора Госпари, медика, понятное дело, здесь же был и отец Филиппо.

— Знаешь, парень, что ты натворил?! — воскликнул, увидав меня, дядя Бенни, у которого удивительным образом было бледное лицо. — Ты убил свою тетку.

— Что?!

— Твое исчезновение она восприняла настолько близко к сердцу, что кровь ударила ей в мозг, и теперь она лежит, словно мертвая, — прибавил капитан Массимо.

Джованнина пережила кровоизлияние. Она лишь утратила речь и не могла владеть одной рукой. Но она прожила еще пять лет, словно птица с перебитым крылом, редко когда сходя с постели и лишь иногда по ночам толклась по комнатам в темноте. И откуда было мне знать, что так вот неотвратимо заканчивается мое детство, что раскалывается опекающий меня плафон, под которым меня растили, и с тех пор мне самому придется искать себе учителей и менторов?

Тем временем, в дом следовало нанять кухарку и попечительницу для Джованнины.

— И откуда мне брать на это деньги?! — рвал волосы на голове мой дядя. — Мы и так в догах, как в шелках: эта проклятая мода на парики разорит меня полностью!

А через неделю Хендрийке ван Тарн договорилась с Бенедетто Деросси по делу съема самого высокого этажа в доме под художественную мастерскую для своего кузена Маркуса.



Нидерландец, высокий, худощавый, со светлыми волосами, словно бы свернутыми из фризского песка, несмотря на свою юный возраст, перед тем, как прибыть к нам, успел увидеть приличный кусок мира и углубить множество наук. Не чужды были ему Лондон с Парижем, а так же странные и таинственные страны к северу от Карпат. Умелый в искусстве миниатюры, в своей коллекции он имел портреты ведущих представителей эпохи. Генрих Наваррский, Сигизмундус III Ваза, Мария Медичи или знаменитый альбионский пират Френсис Дрейк… Так что надвигается вопрос, а чего искал он у нас — лазурного неба, свободной атмосферы юга, развлечений, которых напрасно было бы искать в его протестантском Лейдене?

— Я ищу тайну, — признал он мне как-то раз, когда я трудолюбиво растирал ему краски для группового портрета банкиров из квартала, называемого Юдерией. — Я разыскиваю правду о Земле и о Человеке.

— Неужто ты не находишь ее в Священном Писании? — произнес я с такой убежденностью, что отец Филиппо мог бы мною гордиться.

Маркус засмеялся и в течение нескольких мгновений, когда стоял, задрав остроконечную бородку, он был похож на сатану.