Пёс - [9]

— Ничего не говорил почти, квёлый он какой-то, страшный, явно не в себе.

Герман говорил это и смотрел на Бобровского. Тот брёл по парковке в сторону ТЦ. Того и гляди свалится замертво. Бобровский вдруг остановился, достал из кармана мобильник, что-то прочитал с экрана и двинул дальше заметно бодрее.

— Так, это, давай я ему рандеву сделаю, — сказал Игнатьев.

— С кем? — спросил Герман.

— Что с кем?

— Рандеву.

— Ну расшевелю его. Палец можно сломать. Или бровь оторвать. Я же умею.

— Ешь, — сказал Герман. — Я ему вечером ещё позвоню, если не ответит или будет мямлить хуйню, завтра и займёшься.

— Рандеву ему сделаю, — повторил Игнатьев.

Иногда он казался немного слабоумным.

— А с врачихой ты когда встречаешься? — спросил Герман.

— Да вот сейчас, доем и поеду, как раз у неё смена закончится.

Медсестра районной больницы должна была микрокредиторам почти полмиллиона. В основном за счет процентов. Герман звонил ей несколько раз. Договориться не получалось. Когда звонил «Аслан», она сразу бросала трубку. Пару дней назад Игнатьев изрезал ножом дверь её квартиры и оставил на стене надпись: «Верни долг, мразь уродливая». А теперь собирался, как он сам говорил, «войти в контакт». Бывший омоновец приготовил литровую банку с мочой. Он собирался вылить мочу медсестре на голову.

— Хорошо, — сказал Герман. — Отзвонись потом.

— На связи, — ответил Игнатьев, жуя.

Герман сунул смартфон в карман рубашки и дал задний ход.

Бобровский зашёл в ТЦ через главный вход. Там стояли банкоматы. Ему пришло эсэмэс: на карту начислили пособие по безработице. Четыре тысячи с мелочью. Он вспомнил свой последний визит на биржу труда. Это было на прошлой неделе. Настя ещё не умерла. В коридоре толпился народ. Пахло краской. За дверями кабинетов то и дело звонили телефоны. Бобровский почувствовал тошноту и слабость. Хотелось сбежать оттуда. Но он не сбежал. Сотрудница биржи, очень тощая женщина лет пятидесяти, дала ему список вакансий и сказала:

— Обратите внимание, подсобный рабочий в туберкулёзную больницу. Недалеко от вашего дома.

— Ага, — сказал Бобровский.

— Пора уже определиться.

— Пора.

— Устраивает вас такой вариант?

— Да, спасибо.

Тощая женщина поджала губы: ага, так я тебе и поверила.

Спускаясь потом по лестнице, Бобровский увидел маляра, красящего стену в бледно-жёлтый цвет. Что происходило дальше, он помнил смутно. Кажется, вечером он всё-таки позвонил в диспансер, но трубку никто не снял. Или ему показалось, и он никуда не звонил? Теперь это было не важно. Он больше не собирался появляться на бирже.

Бобровский снял в банкомате все деньги. И что делать дальше, не знал. Ехать домой, лечь на диван, включить телевизор и уснуть под трансляцию очередного бреда? Или изловчиться, дать себе пинка и начать решать проблемы? С жилищем, с работой, с Настиным долгом? Первый вариант выглядел гораздо заманчивее. В конце концов, Герман позвонит только вечером. Можно и не отвечать. А выселять его будут только через шесть дней. За это время можно, наверно, слетать на Луну и вернуться обратно. Или остаться там.

Подошла девица лет семнадцати и сунула ему в руку рекламку. Бобровский прочитал: «Психологическая помощь, первая консультация бесплатно». Третий этаж. Секция триста семнадцать. Рядом с павильоном нижнего белья. Кто-то громко чихнул поблизости. Бобровский сунул листовку в карман брюк и поднялся на эскалаторе на третий этаж. Здесь ему сунули ещё одну рекламку. Бесплатная проверка зрения в магазине оптики. Он разыскал секцию триста семнадцать. Когда-то здесь продавали рыболовные принадлежности, вспомнил Бобровский. Теперь тут был оборудован кабинет с прозрачными панелями из стеклопластика. За столом сидела девушка лет двадцати пяти в строгом костюме и очках. Кажется, ей было скучно и жарко. Она равнодушно смотрела на экран макбука. Бобровский разглядывал её сквозь панель. Девушка подняла глаза. Некоторое время они друг друга рассматривали. Потом Бобровский вошёл и протянул рекламку.

— Это не здесь, — сказала девушка, поправив очки. — Оптика в самом конце крыла.

Он смутился и достал из кармана другую рекламку.

— Ага, присаживайтесь. — Она как будто обрадовалась.

Бобровский сел.

— Меня зовут Васнецова Дарья Андреевна. А вас?

— Алексей, — сказал Бобровский.

— Очень приятно. Вы хотите поговорить?

Он пожал плечами.

— Не знаю. Я вообще не собирался сюда приходить. Как-то случайно вышло. Я тут раньше работал.

— Прямо тут? — спросила Дарья.

— Нет. Рядом. А здесь продавали рыболовные крючки, наживку, мотыля, знаете.

— Нет, насчет мотыля я не в курсе. У вас что-то случилось? Проблемы в семье?

— Вроде того, — ответил Бобровский. — Я в тупике. Надо что-то делать. Но нет ни сил, ни желания. А что будет, если я ничего не сделаю? Просто подожду. Только ведь само всё не рассосётся.

— У вас есть семья? — спросила Дарья.

— Нет. Никого нет.

— Работа?

— То же самое.

— Жильё?

Бобровский вздохнул.

— Вы бездомный? — спросила психологиня.

Бобровскому показалось, что она осторожно к нему принюхивается.

— Пока нет. Но скоро им стану.

— Как думаете, эту ситуацию можно изменить?

— Наверно. Только я не знаю, что делать. У меня нет плана.