Пес - [4]

— Я знаю, что наговорил сегодня всякого вздора, но все же пойми — при том, как все вокруг складывается, в этом наверняка что-то есть. По крайней мере, я просто не в состоянии выразить свои ощущения как-то по-другому.

На углу они обменялись рукопожатием, и Дэвид покатил на бестолково громыхающем трамвае сквозь город, в каждом камне которого ощущалось неуловимое присутствие заразы, а каждый звук таил в себе надрывные истерические нотки. Мать дожидалась его, и после того, как он устало поспорил с ней на тему «побольше отдыха» и проследил, как она ложится спать, улегся сам и всю ночь напролет пролежал без сна, словно ребенок в незнакомом доме, прислушиваясь к каждому слабому шороху и пристально приглядываясь ко всякой переменчивой тени во тьме.

В эту ночь ничто не проталкивалось в дверь и не прижимало морду к оконному стеклу.

И все же он обнаружил, что утренняя поездка до работы стоила ему заметного усилия — так сознавал он присутствие твари в лицах и фигурах, строениях и машинах вокруг себя. Он словно заставлял себя проникнуть в самое сердце чудища. В нем начинало расти непреодолимое отвращение к городу. Как и вчера, переполненные проходы между прилавками представлялись только удобным местом для засады, и заходить в раздевалку он избегал. Гертруда Риз что-то сочувственно заметила относительно его вида, и он воспользовался возможностью пригласить ее на вечер. Конечно, горько твердил он себе, пока они сидели в кино, она не испытывала к нему особой близости. Да и вообще у девушек не было оснований испытывать особую близость к такому, как он — не слишком разворотливому молодому человеку, по рукам и ногам скованному немощными родителями, крошечные сбережения которого давно уже до последней капли иссякли. Он назначал им свидания, вел серьезные разговоры, поверял свои надежды и амбиции, а потом они одна за другой исчезали, чтобы выйти замуж за кого-нибудь другого. Но все это абсолютно ничего не меняло, в тот момент он нуждался просто в добром участии, которое могла дать ему Гертруда.

И, провожая ее домой сквозь зябкую ночь, он поймал себя на том, что непоследовательно чего-то рассказывает и хохочет над своими собственными шутками. Потом, когда они повернулись друг к другу в полутемном вестибюле и она протянула губы для поцелуя, ему показалось, что лицо ее как-то странно меняется, словно вытягивается. «Странное тут освещение», — смутно подумал он, заключая ее в объятия. Но тонкая полоска меха у нее на воротнике стала вдруг спутанной и маслянистой на ощупь, пальцы ее точно окаменели и впились ему в спину. Он остро ощутил нажим выпирающих из-под губ зубов, а потом пронзивший все тело холод, будто в него вонзились тысячи ледяных иголок.

Он слепо отпихнулся от нее, после чего увидел — и увиденное заставило его замереть на месте, — что никаких перемен в ней вообще не произошло или же если какие-то перемены и были, то они бесследно исчезли.

— Что такое, милый? — услышал он ее испуганный вопрос. — Что случилось? Чего это ты там бормочешь? Перемены, говоришь? Какие еще перемены? Какая зараза? О чем это ты? Ради бога, перестань. Что-то мне отдал, говоришь? Что отдал?

Он почувствовал на плече ее руку, снова мягкую, теплую руку.

— Нет, ты не сошел с ума. И думать забудь. Но нервы у тебя явно не в порядке. Просто чуток распустился. Ради бога, возьми себя в руки.

— Сам не знаю, что со мной такое, — выдавил он, опять своим нормальным голосом. И добавил, потому что надо было еще хоть что-то сказать: — Вдруг всего как подбросило, будто кнутом огрели.

Он ожидал, что она рассердится, но она лишь сочувственно удивилась, будто действительно испытывала к нему теплое чувство, но начинала его немного побаиваться, будто подозревала, что с ним творится нечто, чего она не в силах понять или исправить.

— Давай-ка последи за своим состоянием, — проговорила она с сомнением в голосе. — Мы все иногда вылетаем из колеи. У меня у самой нервы как струны. Спокойной ночи.

Он проследил, как она растворяется в темноте лестницы. Потом повернулся и побежал.

Дома мать опять поджидала его возвращения, пристроившись поближе к радиатору, чтобы уловить его угасающее тепло, и завернувшись все в тот же бесформенный халат. Поскольку некая новая мысль совершенно затмила все остальное у него в голове, он уклонился от ее объятий и, обменявшись с ней несколькими короткими словами, поспешил в свою комнату. Но она вышла вслед за ним в коридор.

— У тебя совсем больной вид, Дэвид, — обеспокоенно проговорила она шепотом, потому что отец мог уже спать. — Ты точно не подхватил грипп? Тебе не кажется, что завтра лучше показаться врачу? — Тут она быстро переключилась за другой предмет, используя тот нервно-извиняющийся тон, с которым он был так хорошо знаком: — Мне не хотелось бы этого говорить, Дэвид, но будь все же поаккуратней с постельным бельем. Ты положил что-то грязное на покрывало, и остались большие черные пятна.

Он уже толкал дверь спальни. Ее слова остановили его руку только на мгновение. Разве скроешься от твари, попросту переходя с место на место?

— И вот что еще, — добавила она, когда он включил свет. — Не раздобудешь ли завтра немного картона, чтоб затемнить окна? В соседних магазинах нету, а по радио говорили, чтоб все были наготове.