Пес, который говорил с богами - [62]

— Но ведь ты как-то сумела с этим справиться в отношении остальных собак? Сколько их в университете, Элли, сколько их в одной только лаборатории твоего отца? Чем они отличаются от этого пса?

— Я не знаю, почему становишься другом кому-то одному, а не другому! — Элизабет почти кричала — слишком велики были разочарования последних месяцев. Затем перевела дыхание и понизила тон. Она не могла кричать на Билла. — Если я предам доверие Дамиана, если уйду — я стану таким человеком, каким ты бы хотел меня видеть?

— Ты молодая женщина, у тебя впереди перспективная медицинская карьера. Я хочу видеть тебя врачом. Ты будешь помогать тысячам людей, спасать тысячи жизней. Если займешься наукой, тебе, возможно, придется жертвовать животными или дорогим оборудованием ради спасения миллионов людей. Вот как я вижу будущее, Элизабет. А ты — ты видишь одну-единственную собаку, с которой забавно играть и которую ты не воспринимаешь как серьезную угрозу твоей карьере. Вхождение в терапию требует дисциплины, это тяжелая работа, но важен конечный результат. А ты собираешься отбросить все это и поставить под угрозу свое положение в университете, ради того чтобы тайком гулять с лабораторной собакой, к которой привязалась? Я думал, ты умнее.

Запустив пальцы в волосы, Элизабет сменила тактику:

— Я просила тебя выслушать меня. Ты это сделаешь?

— Ты не можешь сказать ничего, что изменило бы суть того, что я сказал тебе. Или, быть может, ты собираешься меня убедить, что не собираешься продолжать эти глупые игры? Если так, я тебя выслушаю. Однако, если ты намерена чем бы то ни было оправдывать свое возмутительное и, говоря откровенно, ненормальное поведение, я не хотел бы продолжать этот разговор.

Ненормальное поведение? То, что она помогала Дамиану? Что ненормального в ее действиях? Она безгранично уважала Билла. Она всегда хотела быть, как он, — такой же одаренной, такой же умной, каждый день спасать жизни так буднично, как другие выпивают чашку кофе. Но разве он прав?

— Мне жаль, что ты так это воспринял. Но я тоже отношусь к этой собаке серьезно. Возможно, мои прогулки с Дамианом незаконны и кажутся тебе извращением, но позволь мне кое-что сказать. Это не ошибка и не заблуждение. Я поступаю правильно.

Совершенно разочарованная, Элизабет чувствовала, что теряет над собой контроль. Глаза ее наполнились слезами, и она выбежала из комнаты. Флетчеры не плачут. По крайней мере, на людях.

Они больше не возвращались к этой теме. Как всегда, Элизабет с Дамианом пришлось самим о себе заботиться. Она раздумывала, к кому можно обратиться. Профессор Хоффман, первый благодетель Дамиана, казался лучшей кандидатурой, но ее беспокоила его дружба с Севиллом. Размышляя, Элизабет начала серьезно заниматься с Дамианом, стараясь научить его словам — многим словам, чтобы можно было показать его кому-нибудь, кто окажется в состоянии помочь. Пусть она не может вытащить Дамиана из университета — по крайней мере, поможет ему добиться сострадания.

Элизабет теперь много читала о поведении собак и неожиданно обнаружила, что их не считают умными животными. Ей это показалось странным: даже не учитывая способности повторять слова, Дамиан хорошо понимал все, чего она хотела от него добиться. Ее все больше возмущали все эти высокомерные сомнения в наличии у собак разума.

Гордясь своим учеником, Элизабет никогда не пропускала их утренних уроков. Теперь она приносила полотенце, чтобы вытирать Дамиана, и каждое мокрое теплое утро они гуляли. Их прогулки к оврагу стали одновременно часами занятий. Питбуль носился возле нее кругами, вился у ног, приносил палки, затем отступал, глаза его смеялись и призывали бросать палку как можно дальше.

Она стала учить его многосложным словам, просто из любопытства — сумеет ли? Для начала выбрала свое имя, все больше ощущая себя Джейн из «Тарзана». Чтобы понять то, что Дамиан знал с самого начала: он не может произносить многосложные слова, — ей понадобилось три дня. Пес выговаривал слова резко, как лаял, с отчетливыми паузами. Сначала Элизабет думала, что он сумеет прорычать слово — как собаки в телешоу, которые якобы умели говорить «я люблю тебя» и «мама», но у Дамиана техника была совершенно иной. Ее имя оказалось для него слишком сложным, и в конце концов они сошлись на Люкс: краткое и резкое, оно получилось у собаки лучше всего.

Когда он справился с именем, она начала учить его понятиям «хорошо» и «плохо», решив, что для собаки они достаточно просты. Вместо «плохо» она использовала слово «фу», вместо «хорошо» — «добро», которое Дамиан выговаривал как «добр». Довольно быстро она выяснила, что, хотя Дамиан прекрасно понимал, когда его действия заслуживают оценки «хорошо», а когда — «плохо», приписывать эти качества объектам ему сложно. Много раз она почти отказывалась от занятий, и продолжать ее заставляло одно — уверенность, что проблема не в Дамиане, а в ней самой: она не могла как следует объяснить ему урок.

Затем Элизабет решила научить его словам, которые могли пригодиться в будущем. Словам, которые могли бы тронуть сердца тех людей, в чьи руки он попадет. С помощью прикосновений они выучили слова «пес» и «боль».