Пес, который говорил с богами - [113]

— Да, вообще-то. Очень.

— Твоего возраста?

— Может, на пару лет старше.

— Хм. — Австралийка откинулась назад, а Элизабет стало неуютно. Она ждала.

— Хотела бы я знать, в чем была проблема.

— Ты имеешь в виду, почему она меня бросила?

— Проблема между ней и твоим отцом. Интересно, что это было? Понимаешь, она же ушла от него, а не от тебя.

С той стороны пруда Дамиан смотрел на Элизабет, пытаясь поймать ее взгляд. Она кивнула, мол, видит его, и пес махнул хвостом и медленно поплелся за жизнерадостными приятельницами сквозь заросли.

Элизабет молчала, и австралийка продолжила:

— Ты думала об этом?

— Не очень-то.

— Возможно, стоило бы. Мне кажется, ты должна ей хотя бы это. Я не говорю, что она была права, нет, но ты должна знать. И думаю, она хотела бы, чтобы ты знала.

— Но почему она даже не звонит мне? Ей плевать, это очевидно.

— Тебе и мне это видится странным, непростительным. Мы не можем понять, что ее побудило, мы не можем понять, почему она решила, что должна так поступить. Это тебе не напоминает кое-кого?

— Кое-кого… Не знаю. Нет.

— Твой отец, Лиз, задает те же самые вопросы о тебе. Прямо сейчас.

Заметив интерес, с которым Элизабет разглядывала фотографии ее мужа и дочери, Барбара на обратном пути ответила на незаданный вопрос:

— Моя семья погибла в автокатастрофе четыре года назад. Муж и маленькая дочь.

— Ох, господи, мне очень жаль. Я не…

Элизабет заметила, что женщина смотрит прямо перед собой — напряженно-бесстрастно, — и замолчала.

— Пьяный водитель, — сказала Барбара сухо и прозаично. — Они собирались на урок верховой езды.

— Как ты смогла это пережить, как ты справляешься?

— Это просто жизнь, подруга. — Глаза Барбары наполнились слезами, и она подняла голову, притворяясь, что смотрит вверх. — Их чертова машина просто оказалась на дороге в тот же момент, что и этот пьяница. Они не мучались. Просить тут больше не о чем, я думаю. Все рождаются, все умирают. Я только хотела бы…

— Что?

Барбара пожала плечами, отвернулась, и Элизабет поняла, что женщина все-таки не смогла сдержать слез.

— Я просто хотела бы, чтобы она ушла… ты понимаешь… чтобы это случилось по пути домой. Она так любила этого пони. По крайней мере, моя девочка была счастлива. И вместе с отцом — она просто обожала его. — Барбара нетерпеливо смахнула слезы.

— Извини.

Элизабет не могла пошевелиться от ужаса. Она знала, что Барбара не ищет ее сочувствия, поэтому сказала:

— Мой дедушка переехал к нам, когда мама ушла, и они с Дэйвом — вся моя семья. Я никогда не теряла никого действительно близкого. Я просто не могу представить…

Она замолчала.

— Знаешь, — сказала австралийка, — нам было хорошо вместе. Я влюбилась в него еще в детстве, а вернувшись из университета, он женился на мне. Мы живем лишь однажды, и мы втроем — он, я и наш ребенок, — мы немного, но прожили вместе. Мне остались воспоминания, мне приятно знать, что ни один из наших дней не прошел зря. Это меня успокаивает. — Барбара обвела рукой окрестности. — Он был юн, но сумел обеспечить меня и ребенка. Он оставил мне эту землю, и его прах здесь, со мной. Ее прах тоже. Так что мы по-прежнему вместе.

В воскресенье вечером, когда солнце уступило место сумеркам и ели протянули тени до края двора, женщины разожгли костер. Не сговариваясь, они решили, что этот вечер — особенный. Последний мирный вечер перед новым столкновением с властным и грозным врагом. Без помощи Барбары Дамиан умер бы. Сельский дом идеально подходил для беглецов, но Элизабет знала, что Севилл не прекращает поиски и дольше здесь оставаться опасно. Он непременно доберется сюда, а девушка не хотела, чтобы у ее покровительницы были проблемы. Лучший способ отблагодарить Барбару за ее доброту — уехать. Элизабет не знала, куда поедет и что ей делать, но решила это окончательно.

Вечерний воздух дышал прохладой, и было здорово сидеть у костра, согревая лицо и руки, а спиной чувствуя приятный холод. Речь как-то зашла о вере Барбары — она называла ее «старой религией» — и о том, как вера ее предков, кельтских язычников, уцелела и процветала по сей день. Австралийка говорила о могуществе символов солнца и луны, деревьев, камней и оленя, которые для язычников знаменовали важнейшие добродетели. Барбара говорила о христианских праздниках — на самом деле слегка замаскированных языческих празднествах, что существовали задолго до христианства и даже тогда уже были древними. Эти празднества были очень важны, они отмечали каждую смену времени года.

Девушке нравилось разговаривать с этой женщиной. Элизабет едва помнила мать, но ей казалось, говорить с Барбарой — все равно что говорить с мамой, женщиной старше и мудрее. Она поймала себя на том, что застенчиво рассказывает ей о своем детстве и юности, о том, как стремилась доставить радость отцу и дедушке, готовясь к медицинской карьере. Но никогда ни к чему она не испытывала страстного влечения, пока в ее жизни не появился Дамиан. Это он научил ее восхищаться природой — миром, о котором она до сих пор словно и не подозревала. Дружба с псом пробудила что-то давно уснувшее в ее сердце. Как это хорошо, говорила она, чувствовать глубоко и сильно, — и Барбара улыбалась в ответ.