Чтение, увлекшее Косых, прервал прибежавший порученец:
— Товарищ капитан, к бригкомиссару Волкову.
— Иду, — проговорил Косых, хватая сумку с картами. — А что случилось?
— В тылу противника большое восстание.
— Где?
— В районе Нюрнберга.
— Знакомые места.
— Восстали рабочие военных заводов.
— Вот молодцы! — вырвалось у Косых.
— По сообщению Нюрнбергской радиостанции, находящейся в руках восставших, они располагают большими запасами оружия, но германские власти уже двинули войска для подавления восстания.
— Так надо же его поддержать!..
— Кажется, об этом и речь, — удовлетворенно сказал порученец. — Задача возлагается на вашу эскадру.
Косых в сомнении покачал головой:
— Мы очень растрепаны.
Порученец пожал плечами.
— Волков берется.
Входя в штаб, Косых увидел Волкова, сидевшего перед командармом, и уловил конец его фразы:
— …не сомневаюсь ни минуты — сделаем.
— Сначала нужно еще туда пробиться. Полет будет происходить днем. Учтите.
— Товарищ командарм, — Волков встал. — Разрешите считать вопрос решенным. С такими людьми и на таких машинах можно пробиться на Луну, не то что к Нюрнбергу. Туда мы дорогу уже знаем.
С дивана в сторонке послышался слабый голос Дорохова:
— Правильно, товарищ Волков.
В кабинет вошел Богулыный:
— Машины бригкомиссара Волкова заправлены из трофейных запасов. Боеприпасы дал свои. Мои люди стянуты и готовы к посадке в самолеты.
Михальчук взглянул на часы:
— Меньше часа? Не плохо справляетесь, товарищ Богульный.
— Хозяйство налажено, товарищ командарм.
— Каждому из ваших бойцов придется там стать командиром.
— Хоть полковым. Народ подходящий…
— Товарищ командарм, — перебил Богульного Волков, — разрешите отправляться?
— Как только ваш личный состав отдохнет.
Волков повернулся к выходу. Его поманил к себе Дорохов.
— Нагнись-ка.
Когда бритая голова Волкова поравнялась с его лицом, Дорохов коснулся губами лба комиссара.
— Береги людей, Ваня. Война только начинается.
Волков вошел в один из домов, отведенных для отдыха летчикам его эскадры. Постели, диваны, столы, весь пол, даже подоконники были заняты людьми. Многие уже спали не раздевшись. Другие только еще укладывались.
Со шкафа раздавались звуки репродуктора. Молодой радист, без гимнастерки и сапог, ловил Коминтерн. Слышимость была хорошая, без помех. Динамик четко выговаривал слова утреннего выпуска последних известий:
«Сообщение о действиях советской авиации произвело в Европе огромное впечатление…»
«В Чехословакии народные демонстрации против немецких насильников…»
«Под давлением народных масс во Франции образовано правительство Народного фронта. Гитлер получил отпор…»
Диктор умолк. Динамик издавал ровное гудение. Молодой радист мечтательно смотрел на приемник. Еще не заснувшие летчики внимательно слушали:
«Агентство Гавас сообщает, что правительство Франции назначило маршала Дерена главнокомандующим вооруженными силами Франции.
По приказу Дерена командующий воздушной армией генерал Девуаз вылетел в Нанси».
Диктор опять умолк. Было слышно его дыхание.
— Вылетел… то-то, умнеют прямо на глазах, — тихо произнес молодой радист.
— Посмотрим, — скептически сказал один из летчиков, снимая второй сапог…
Радист сердито посмотрел на него, собираясь начать спор.
— Т-с-с… — замахал руками комиссар. — Спать, спать! Вам на это дается всего три часа.
— Может, через три часа опять на Нюрнберг? — спросил радист.
— Я этого не сказал, — засмеялся Волков. — Я просил спать.
Волков тщательно прикрыл за собою дверь и на цыпочках пошел по коридору, стараясь не задеть лежащих и там летчиков. Иногда он наклонялся и заботливо поправлял выбившийся из-под головы мешок парашюта или сползшее пальто. Любовно вглядывался в лица спящих.
За дверью пробили часы. Они отсчитали пять звонких ударов.
5 часов 19 августа. Первые двенадцать часов большой войны.
1939 год
