Первый удар. Повесть о будущей войне - [43]

Бензин дал сто метров. Мало. На самолете много лишнего масла, но масляный бак не опоражнивается в полете. Гроза огляделся — перед глазами панель радио. До нее легко дотянуться. Ее ничего не стоит сорвать, но самая аппаратура — под сиденьем, ее не вытащишь. Кабина так тесна, что невозможно даже повернуть плечи. Что есть еще лишнего? Пулеметы? Они далеко. Ага! При них есть тысяча бесполезных патронов…

Сквозь гул мотора отчетливо прерывалось дробное та-такание пулеметов. Гроза не снимал пальца со спуска до тех пор, пока счетчик не показал, что у пулеметов не осталось ни одного заряда.

Стрелка альтиметра лениво отмеряла десятиметровые деления. Два деления двадцать метров… Мало! Мало!

Оставалось одно — снаряды. Их сто. Вес снаряда — семьсот граммов. В сумме — это еще полсотни метров. Если оставить себе десять снарядов, можно подойти на дистанцию прямого выстрела.

Гроза решительно потянул спуск пушки. Четкий белый след каждого третьего снаряда чертил кривую траектории в сторону дирижабля и, не дойдя до него, уходил в пространство.[30]

Фейнрих, стоявший на рулях в гондоле дирижабля, с усмешкой смотрел на эти красивые белые линии. Он бросил командиру корабля:

— Господин капитан, посмотрите. Этот дурак стреляет в небо.

Капитан, сухой офицер с седыми усиками, хмуро огрызнулся:

— Вы бы думали, прежде чем говорить. Облегчить самолет — значит приблизиться к нам.

Он осторожно постучал толстым пальцем перчатки по покрытому испариной стеклу альтиметра. Не оборачиваясь, крикнул:

— Механик! Как с балластом?

— Чисто, господин капитан.

Капитан нагнулся к борту. Сквозь заиндевевшее стекло гондолы он смотрел на медленно приближающийся истребитель.

— Молодец! — сказал он, ни к кому не обращаясь. — С такими можно делать дело.

Проследил глазами новую кривую траектории трассирующего снаряда:

— Если у него есть еще с десяток снарядов, он до нашей шкуры доберется… Прикажите обстрелять его. Если это ему и не повредит, то, может быть, попугает.

Фейнрих поднес к губам микрофон:

— Пулеметный огонь по истребителю противника!

У Грозы не было десяти снарядов. В глазах счетчика ясно чернела цифра «6». Облегчать самолет было больше нечем. Гроза просительно глядел на альтиметр. Стрелка нерешительно вздрагивала около одного и того же деления: 13 200. Самолет не хотел идти ни на один метр выше. Гроза подумал и выпустил еще четыре снаряда. Они прошли под самой гондолой корабля. Осталось два выстрела.

Стрелка бензиномера у самого нуля.

Гроза в последний раз смерил расстояние. Он двинул сектор до конца. Стрелка тахометра прыгнула за красную черточку. Но Гроза уже не смотрел на нее. Его не интересовал больше и альтиметр, стрелка которого медленно двинулась вправо. Не беспокоила даже тревожная вибрация всего самолета. Внимание было сосредоточено на прицеле. Гроза нажал гашетку…

Стрелки трех счетчиков газа перед механиком дирижабля с катастрофической поспешностью побежали влево.

— Господин капитан, утечка газа в трех баллонах! — крикнул механик и стал натягивать на лицо резиновую маску.

Командир скосил глаза на приборы и оттолкнул фейнриха от штурвала:

— Помогите ему там!

Объяснений не требовалось. Фейнрих видел: альтиметр падал. Рули не могли удержать высоту. Дирижабль терял газ…

Гроза видел, как, задирая корму, дирижабль стал терять высоту.

Фейнрих протиснулся в люк и поспешно сорвал маску. Лицо его было растерянно:

— Господин капитан…

Командир не обернулся. Он, как завороженный, смотрел на ускоряющую бег стрелку альтиметра: каждая секунда стоила дирижаблю нескольких десятков метров высоты. К потере подъемной силы прибавлялось динамическое ускорение огромной массы дирижабля.

— Господин капитан, — повторил Фейнрих, — третий и четвертый баллоны вспороты снарядом. Они выбыли из строя. Пятый баллон имеет небольшую пробоину. Механик ее чинит.

Командир продолжал смотреть на стрелку. Он крикнул:

— Балласт!..

Офицер машинально бросился было к рычагу, но вспомнил:

— Стравлен весь.

Он подозрительно посмотрел на командира, удивленный его непривычной забывчивостью. Его привел в себя окрик:

— Какого черта вы мною любуетесь? Балласт!

Офицер нерешительно взялся за рычаг балластной цистерны.

— Дурак! — хлеснул командир и, бросив штурвал, подскочил к главному люку.

Он стал срывать со стен снаряжение. Рванул столик с картами так, что отлетели петли и вогнулась переборка гондолы. В старике обнаружилась вдруг железная сила. Он хватал все, что попало, и швырял в люк.

Фейнрих едва успевал действовать крышками.[31] Мимо него летела запасная одежда, бутыли с кислородом, грохнул алюминиевый ларец с провиантом.

Пролетая, задел его по голове мягкий большой предмет. Уже захлопывая крышку люка, офицер осознал, что это был парашют.

Следующий парашютный мешок упал на нераскрытую крышку.

— Люк! — крикнул командир, держа над головой третий мешок.

Фейнрих не шевельнулся. С его побелевшего лица на командира глядели расширенные страхом глаза.

— Вы оглохли? — крикнул старик.

Губы Фейнриха дрогнули; срывающимся мальчишеским голосом он выдавил:

— Парашюты по уставу…

— К черту устав! — рявкнул старик, и люк поглотил зеленый мешок парашюта. Последний парашют командир бросил к ногам Фейнриха.