Первый среди равных - [104]

16

Побег депутата Друэ не изменил правительственного решения о порядке суда над бабувистами.

Спокойный и мирный город Вандом был избран местом заседания Верховного суда, в городе были достаточно обширные казармы, а среди жителей числ имелось сравнительно немного «подозрительных» лиц. Наводнив Вандом войсками и превратив его в подлинный военный лагерь, министр полиции отдал распоряжение, чтобы 9-10 фрюктидора (26–27 августа) все обвиняемые были доставлены к месту процесса.

17

Власти постарались сделать этот путь для Бабёфа и его соратников подлинно крестным путем.

Обвиняемых, словно хищных зверей, везли в железных клетках, всюду выставляя на глумление толпы, которой заранее внушалось, что перед ней — опасные злодеи и воры, пытавшиеся утопить республику в крови и разграбить её достояние. Грубые офицеры эскорта поощряла толпу подчёркнуто бесчеловечным отношением к своим жертвам. А за клетками следовали пешком близкие бабувистов — жёны и дети, — не пожелавшие покинуть их в беде.

Глядя сквозь решетку на эту пеструю вереницу, Бабёф тщетно искал глазами свою верную спутницу жизни. Как он хотел бы увидеть её сегодня! Её и Эмиля. Но он знал, что Виктория задержалась в Париже, пытаясь как-то пристроить младшего сына, крошку Камилла…

Невольно думалось о прошлом. Бедная семья! Бедная Виктория!.. Что дал он ей, что дал им всем, кроме вечной тревоги, страшной нужды, ужаса безнадёжности?… И всё же иначе он поступать не мог. И если бы всё началось сначала, он делал бы то же, что было сделано. Таков его жребий — ведь пришёл он в этот перевёрнутый мир наследником Кая Гракха!..

18

Уже в начале фрюктидора идея освобождения Бабёфа обсуждалась на улицах, в демократических кафе, на частных квартирах. Решение было единым:

— Надо выступить. Надо спасти патриотов. Через день после пересылки бабувистов в Вандом принялись за разработку плана нападения на Люксембургский дворец.

Вскоре повсюду заговорили:

— Гренельцы за нас. Гарский батальон, составленный из бывших солдат Полицейского легиона, — сплошь друзья Равенства. Солдаты Гренельского лагеря ненавидят Директорию и ждут сигнала. Надо дать его. Надо побрататься с ними и выступить вместе на защиту Бабёфа…

Кто пустил слух о гренельцах? Кто вселил надежду на единство действий? Позднее стало известно, что агенты министра полиции всячески содействовали этой версии и усиленно распространяли её. Одновременно, по приказу того же Кошона, Гарский батальон был выведен из Гренеля и заменён другой частью.

Но в тот момент патриоты не знали всего этого.

В кафе «Китайские купальни» они уже обсуждали состав будущего правительства. В него с Бабёфом и Жерменом, по мысли забывчивых парижан, должны были войти Тальен и Фрерон, ныне находившиеся в оппозиции к Директории.

И кто-то утверждал:

— С нами депутат Друэ. Он поведёт нас в бой!

А в это время депутат Друэ только и думал о том, как скрыться из Парижа…

…У патриотов нет оружия. Не беда: оружия предостаточно у гренельцев. Солдаты революции, соединившись с патриотами, станут непобедимыми: они разобьют и уничтожат ненавистного врага!..

…В ночь на 24 фрюктидора (10 сентября), собрав отряд в несколько сотен человек, патриоты двинулись к Гренельскому лагерю. Их вылазка не была тайной — убеждённые в близкой победе, они действовали открыто; военное начальство давно знало об их готовящемся походе и поощряло их. Они громко кричали «Да здравствует Республика!», пели революционные песни, и голоса их словно прорывали угрюмую тишину холодной осенней ночи.

Навстречу им вышел полковник Мало. Он не улыбался, как прежде; лицо его было тусклым и злым, а в руке сверкала обнажённая сабля.

— Кто такие?

— Ты не узнал нас, брат?

— Вы с нами, друзья!

— Да здравствуют драгуны! Да здравствует Мало!

— В бой на врага!

— Долой тиранов!

Мало оборачивается и отдаёт приказ:

— В сёдла! Руби!..

Драгунам не приходится повторять приказ.

Революционные песни смолкают; вместо них раздаются отчаянные крики и стоны…

…В ту ночь двадцать человек было убито. Арестовано сто тридцать два. Их судила специальная военная комиссия Тампля, вынесшая тридцать два смертных приговора без права апелляции. Среди осуждённых были прежний лионский мэр Бертран и три члена Конвента — Жавог, Юге и Кюссе.

19

Ни для кого не было тайной, что фрюктидорскую трагедию спровоцировала сама Директория. Карно, благодаря доносу Мало, заблаговременно знал о готовящемся выступлении. Желая полностью избавиться от демократов и сторонников равенства, он с помощью того же Мало и Кошона дал созреть и вылиться движению 24 фрюктидора и лишь после кровавой развязки доложил обо всем своим коллегам.

Ребель прикинулся обиженным:

— Надо было всё согласовать заранее с нами,

— Это не ваше дело; это забота военных, — высокомерно ответил Карно.

— И всё же… — попытался вставить слово Ларевельер.

— Уничтожить злодеев! — перебил его Летурнер.

Что касается директора Барраса, то он предпочел промолчать. Ранее содействовавший побегу Друэ, теперь он сделал всё для спасения своих старых друзей Тальена и Фрерона; и, разумеется, не из чувства дружбы, а исключительно руководимый инстинктом самосохранения.