Первый гром и первая любовь - [13]

Между тем двор наполнялся детьми. Хмурый старик привел тоненького, бледного мальчика в длинных холщовых штанишках, мальчик ухватился за жилистую руку старика и не отпускал ее.

- Иди к нам, - позвала Дина. - Это ваш внук?

Мальчик сделал маленький шажок вперед, но оторваться от старика не решался.

Женщины сочувственно покачивали головами. Старик молча высвободился, не говоря ни слова, повернулся и ушел. Мальчик поглядел ему вслед, но догонять не посмел. Дина хотела спросить, кто этот старик, но тут увидела совсем маленькую девочку, которая спала на траве под забором.

- Нехай спит, - остановила ее молодая женщина с горящими глазами, блеск их был болезненным или совсем безумным, - це Олеся, сиротинка, нехай спит...

- На земле? - возразила Дина.

Женщина, приблизившись и вперив в Дину свои страшные глаза, вдруг спросила:

- Не брешешь? Им дадут есть? Это правда?

- Ну конечно, - невольно отступив, сказала Дина, - я обещаю, честное комсомольское.

- Э, что там ваши обещанки, хватает нам обещанок. Мы, дивчина, с голодухи ох и лютуем, ты нам не бреши, дивчинка, худо будет тебе.

- Одчепись ты, Павла... на што пугать дивчину? - вступилась за Дину немолодая крестьянка с добрым лицом и круглыми глазами.

- А ты зачем тут? - озлилась Павла. - Не одарил тебя Степан дитем, так ходишь на чужих заришься? Уходи!

- Ох, и зла же ты, Павла! Чем коришь? Не твоя ли вина, что...

Она не закончила, слезы помешали. "Господи, - думала Дина, - о чем они? У них тут своя жизнь, свои обиды и секреты..."

Девочка, что лежала под забором, проснулась. Не открывая глаз, она застонала:

- Хлеба, хлеба...

Потом села и потерла маленькими кулачками глаза. Все у нее было маленьким - кулачки, босые грязные ножонки с крохотными пальчиками, и удивительным показалось Дине, что она умеет говорить и плакать. Остальные дети тоже заплакали и стали просить хлеба.

Дина заметалась, хотела броситься в дом, стала уговаривать детей.

Видя ее замешательство, Павла скомандовала:

- Ну, жинки, пошли отсюда, нехай сама управляется.

Женщины, понурив головы, то и дело оглядываясь, нехотя побрели со двора.

Дина осталась одна со своими будущими воспитанниками. Она быстренько пересчитала их. Шестнадцать, старшенькие и совсем малыши, мальчики и девочки... Одна на шестнадцать душ, их нужно обмыть, накормить, ухаживать за ними. Сумеет ли, справится ли?

"Нет! - в отчаянье думала Дина. - Ничего у меня не получится, ведь я ничего не умею делать, решительно ничего!"

Это была правда, в которой она могла признаться одной себе. Дома все делали бабушка и мама.

- Я сготовлю завтрак, а вы поиграйте во дворе, - как можно бодрее приказала она детям. - Кашу сварю.

Она направилась к дому, но у порога остановилась. А как же дети? Чем бы их занять? Тут она вспомнила о грушевом дереве, оно ведь усыпано маленькими грушками...

Когда Дина обрывала недозрелые плоды со старой полудикой груши, то даже погладила шершавый ствол дерева. "Милая груша, какая ты добрая, щедрая".

- Смотрите, что я вам принесла! А ну, налетайте! - закричала Дина детям и высыпала прямо на траву все груши. - Сейчас поделим их...

Но не успела она произнести эти слова, как мгновенно ринувшиеся к ней ребята расхватали все до единой грушки. Не обошлось без тумаков и обид. Рослый, хмурый мальчик, с недоверчивыми глазами и чуть выпяченным, обиженным ртом, запихал за рубашку больше остальных, и теперь обеими руками он защищал свое богатство.

- Юрко, дай мне, дай! - кричали облепившие его малыши.

- Раздай им, - сказала Дина.

Юрко хмуро посмотрел на нее и ответил:

- Нащо я стану раздавать чужим? Я своим братикам дам...

И он, отогнав чужих, роздал груши трем таким же толстогубым, исподлобья глядящим на белый свет ребятам.

"Значит, их четверо братьев, - подумала Дина, - и этот Юрко старший..."

В КУЛАЦКОМ ДОМЕ

Теперь, когда Дина узнала историю обитателей мрачного пустого дома, он показался ей еще неприятней и враждебней. Снова напугали следы на пыльном полу, вчерашние следы больших сапог Петренко, а может, не его, а того, другого, кто смотрит сейчас на нее горящими глазами из темного угла за печью?

Дина замерла, прислушиваясь. Воображение, ее постоянный и не всегда добрый спутник, уже рисовало ей страшные картины... Дом с заколоченными двойными рамами, не пропускавший никаких звуков извне, молчал угрюмо и отрешенно.

- Хватит трусить! - сказала она себе. - Довольно глупостей!..

Зажмурившись, она энергично замахала брошенным вчера веником, подымая тучи пыли. Защекотало в ноздрях, Дина громко чихнула. А может, это не она, а тот, другой? Но пыль улеглась, и Дина, осмелев, принялась выметать мусор из всех углов. Вдруг под веником что-то пискнуло. Дина так и затряслась от страха. Мышь? Почему не убегает? Осторожно, кончиком веника Дина шевельнула мусор. На полу лежал облезлый резиновый заяц, край уха надкусан, один глаз слеп, зато второй глядел прямо на Дину нестертым черным зрачком. Значит, тут были дети. Эта простая мысль почему-то поразила Дину. Она представляла себе Демченкова, куркуля в высокой барашковой шапке, с хитрыми глазами, выглядывавшего откуда-то из-за угла, и обязательно с огромной винтовкой-обрезом в руках. Так рисовали куркулей на плакатах. А вот дети куркуля, это странно. Какие они, где сейчас? Неужели шалили, как все другие дети, вот надкусили или оторвали у зайца кончик уха.