Первый год - [2]

Шрифт
Интервал

Человеку, всю жизнь прожившему в большом городе, любопытно попасть в рабочий поселок. На окраинах он покажется вам деревней: белые мазанки, покрытые, правда, не соломой, а черепицей; за решетчатыми, до ряби в глазах, штакетными заборами — лохматые скирды, навоз и куриный помет; кое-где слышится мычание коровы, хрюканье свиньи, а то поднимется и пойдет гулять по дворам незнакомый горожанину горластый петушиный переклик. Но пройдите дальше, и вы заметите, что перед вами уже не село, а, скорее, небольшой город. Глиняных мазанок здесь не так много. Гораздо чаще встретишь одноэтажные бутовые дома на две квартиры, каких тысячами настроил Донбасс. Большинство улиц вымощено крупным камнем. Вдоль дорог тянутся столбы, и небо над головой все исчеркано проводами, как разлинованная вкосую тетрадь. Если же миновать еще несколько кварталов, то можно увидеть и большие дома, и асфальт, и прекрасный парк, и магазины. Чем ближе к центру, тем определеннее выступает перед вашими глазами молодой промышленный город: на месте приземистой лачужки поднимается кирпичный гигант; широкоплечие столбы высоковольтной линии железным строем шагают по просторным улицам и уходят в степь; гладкое шоссе все дальше оттесняет ухабины, и по нему, обгоняя понурых волов, вдруг промчится сверкающая «Победа».

Все это было ново для Виктора. Он поминутно озирался по сторонам:

«Да, интересный, удивительный город! Но где же шахты и шахтеры? Где школа?»

Признаться, юноша почему-то представлял себе всех жителей этого городка обязательно шахтерами в черных от угля комбинезонах, с грязными лицами и электрическими фонариками на груди. Но теперь, сколько Виктор ни присматривался к толпе, он не увидел в ней ни одного чумазого горняка.

У парка Логов решил отдохнуть и спросить, где находится школа. Парнишка, к которому он обратился, махнул рукой вдоль шоссе:

— Около Дворца культуры.

«Однако где этот Дворец культуры? — Виктор озадаченно подергал очки. — Спросить у этого старика…»

— Иди, сынок, до школы, дворец туточки рядом и будет, — отвечал дед.

«Вот загадка! — улыбнулся Логов. — Пойду по шоссе».

Наконец он увидел светлое двухэтажное здание, в котором сразу узнал школу.

ГЛАВА 2

Прежде чем переступить школьный порог, Виктор помедлил у входа. Радостное волнение, которое сопровождало молодого учителя во все время пути, теперь еще больше усилилось: он, по его собственному выражению, «стоял у дверей в будущее».

А это были самые обычные школьные двери, широкие и высокие, с двумя створками, выкрашенными свежей масляной краской. Но юноше они показались необыкновенными, и он робко взялся за ручку.

«Да что я, в самом деле, топчусь на месте!» — досадуя на себя, подумал Виктор, сильным толчком распахнул дверь и остановился в недоумении. Молодой учитель увидел совсем не то, чего ожидал. Школа, когда он войдет в нее, представлялась ему нарядной, праздничной, потому что сам Логов был в праздничном настроении. И вдруг недобеленный вестибюль, множество опрокинутых парт, которые на время ремонта вынесли из классов, деревянные козлы, облитые известью и краской, доски, ящики со стеклом, ведра, корыта и всевозможные банки; по зданию гулким эхом разносится стук молотка и визг циркульной пилы.

Виктор зашагал по коридору. На первой же двери он увидел табличку «Учительская». В просторной комнате со светло-голубыми стенами, еще не везде просохшими после побелки, сидели две женщины и мужчина.

— Здравствуйте! — громко поздоровался Логов и сам почувствовал, что говорить следовало тише и спокойнее, что все это от смущения, которое он так не любил в себе, но часто не мог пересилить.

Женщины ответили ему, а старик с бритой головой только кивнул, не поднимая лица от газеты.

Из соседней комнаты, хотя дверь ее была наглухо закрыта, ясно слышался чей-то плотный раскатистый бас. Когда Виктор, не обращаясь ни к кому в отдельности, спросил, где можно найти директора, ему указали на эту дверь. Логов постучал, и тот же плотный бас ответил:

— Да!

Юноша, как был, запыленный, измятый, с чемоданом и кепкой в руках, вошел в кабинет. Навстречу Виктору встал из-за письменного стола очень высокий мужчина лет сорока и, положив телефонную трубку, вопросительно посмотрел на него. Потом на лице незнакомца наметилась улыбка, пропала и снова появилась, готовая исчезнуть (так улыбаются люди, когда они о чем-либо догадываются, не будучи уверены в своем предположении).

— Если не ошибаюсь, вы товарищ Логов, — не то спрашивая, не то утверждая, сказал, наконец, высокий мужчина.

— Да-а… — удивленно протянул Виктор. — Я к вам по назначению.

— Знаю, знаю, — теперь уже решительно улыбнулся незнакомец. — Значит, приехали? Добро! Ну, здравствуйте, дорогой! Я директор школы, и зовут меня Иван Федорович Рудаков.

— Здравствуйте. Виктор Логов.

— А по батюшке?

Логов знал, что его непременно спросят об этом, но не сказал сразу: как всем очень молодым людям, которых прежде так величали только шутя, ему казалось странным и смешным собственное имя-отчество.

— Виктор Петрович, — смутился юноша.

— Ну вот и добро, Виктор Петрович! Прошу садиться.

Есть люди, которые как-то сразу привлекают ваше внимание. Вы еще не успели сказать им двух слов, вы лишь случайно встретились глазами, а уже невольно чувствуете уважение к ним. И это первое впечатление редко обманывает вас. Иван Федорович относился к таким людям. Лицо директора, худощавое, с широкими скулами и подбородком, сначала могло показаться суровым. Но стоило только заглянуть в его светлые глаза, прищуренные добродушной усмешкой, как это впечатление тотчас рассеивалось.


Рекомендуем почитать
Лена

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


У черты заката. Ступи за ограду

В однотомник ленинградского прозаика Юрия Слепухина вошли два романа. В первом из них писатель раскрывает трагическую судьбу прогрессивного художника, живущего в Аргентине. Вынужденный пойти на сделку с собственной совестью и заняться выполнением заказов на потребу боссов от искусства, он понимает, что ступил на гибельный путь, но понимает это слишком поздно.Во втором романе раскрывается широкая панорама жизни молодой американской интеллигенции середины пятидесятых годов.


Журавли покидают гнезда

Этот роман — дань памяти людям, боровшимся за молодую Советскую республику в Приморье.В центре романа судьба двух корейцев — рикши Юсэка и его невесты Эсуги, в поисках счастья покинувших родные края. В России они попадают в революционный отряд, возглавляемый русским командиром Мартыновым и комиссаром — кореянкой Синдо Ким. Юсэк погибает, защищая жизнь комиссара Синдо.


Аполлон среди блатных

В авторский сборник «Очерки преступного мира» вошли рассказы о реальной колымской жизни: о людях, характерах, правилах и законах. Варлам Шаламов представил целую галерею характеров «героев» преступного мира.


Биробиджанцы на Амуре

Повесть «Биробиджанцы на Амуре» рассказывает о небольшом эпизоде из трудовой жизни крестьян-новосёлов — заготовке сена, ведущегося группой переселенцев на отрезанном наводнением острове. Повесть заканчивается победой энтузиастов-косарей: сено скошено и заскирдовано, смертельная опасность, грозившая отрезанным на затопленном острове людям, миновала; сложился и окреп испытанный коллектив коммунаров, готовых к новым сражениям с дикой тайгой.В остальных произведениях, входящих в этот сборник (за исключением двух последних рассказов, написанных на войне), тоже изображена борьба советских людей за освоение Дальнего Востока.


Стадион в Одессе

«Дерибасовская теперь называется улицей Лассаля. Это улица лучших магазинов города. Она обсажена акациями. Одесситы много говорят об акации: «Вот подождите, расцветут акации…»Сейчас акации цветут и пахнут. Это – прозрачное дерево с очень черным стволом. Цветок акации кажется сладким. Дети пробуют его есть.С улицы Лассаля мы сворачиваем на превосходную Пушкинскую улицу…».