Первый дозор - [5]

Замбой и сержант почти одновременно развернулись и ушли от Нахимова, даже не сказав въевшееся уже за время учебки в печень “Вольно”.

Солнце зашло совсем. Было ощущение, как будто выключили свет. Только что было светло, и бац – ночь. Привыкшему и дома, в Поволжье, да и в Приморье, к более долгим сумеркам, Сергею было это удивительно. Но тут, мало того, что сильно южнее, даже чем в учебке – но и горы, за которые свалилось солнце, сокращали сумерки в разы. По территории сначала затлели, потом разгорелись уличные лампы освещения. Тут же на свет фонарей слетелась ночная мошкара. И вскоре, как по команде, застрекотали ночные кузнечики. Где-то вдали, в стороне реки, заухала какая – то птица.

Окрылённый задачами, слегка обескураженный разницей жизни между учебной частью и заставой, он лёг спать впервые за полгода не по команде дежурного “Отбой”, а просто потому, что всё сделал и мог лечь спать. Вместо двухъярусной кровати оказалась обычная железная кровать с панцирной сеткой. Сверху был балдахин из марли,– хоть и предгорье, но рядом река, летом комары и москиты дают жару. Сейчас марля была скручена и завязана в узел на верёвке, свисающей с потолка.

Когда он разделся, поставил сапоги рядом с кроватью, накрыв сверху портянками. Это вбили в учебке настолько сильно, что он даже не обратил внимания, как на автомате всё сделал так, чтобы, в случае тревоги, воткнуть ноги в сапоги сразу. Учебные тревоги в учебке по ночам были раза по три в неделю. Зачастую они заканчивались отбоем тревоги сразу после того, как учебная застава построилась. Сержант с часами в руках отмечал, что в срок уложились, и давал отбой. Такие и многие другие заморочки сильно раздражали в учебке. И, если честно, только к выпуску Нахимов осознал, что всё это – часть подготовки. Из него сделали «автомат», который ночью не просыпался от любого гама. Но от возгласа дежурного “застава – в ружьё!” моментально соскакивал и начинал собираться. Даже просто идя рядом с кем-то, он автоматически начинал идти в ногу, что делало движение не только красивым, но и более ровным, позволяя держать одинаковую скорость. Много ещё чего вбили и довели до автоматизма в учебке. Только вот, как выяснилось, к каким-то азам чисто “заставской жизни” совершенно не готовили. Может быть, Сергей и успел бы обо всём этом подумать, если б было время. Но он заснул, кажется, ещё до того, как улёгся в кровать.

Проснулся от того, что его легко тряхнул дневальный за плечо: “Новенький, вставай, пора”. Соскочив, Нахимов сразу стал быстро одеваться, как приучили…

– Тише ты! Возьми сапоги подмышку, чтоб не стучать, и оденься подальше от кроватей. Люди спят, – шикнул на него дневальный.

Выполнив все поручения, нагрузив на себя БК, подсумок с четырьмя магазинами, автомат, штык – нож, повесив на бедро рацию, без пятнадцати минут шесть он уже стоял с двумя фляжками в руках.

– Сразу видно, что вчера из учебки, наши бы припёрлись ровно без десяти, а то и опоздали бы.

Фляги давай.

Сергей протянул фляги. С невозмутимым видом Усталов свинтил колпачки фляг и что-то сыпанул из бумажки в каждую.

–Теперь наполнить их из вон того крана, там вода с арыка, можно пить без кипячения. Запомни: тут у нас солдаты болеют желтухой, а офицеры гепатитом. Так что воду пить только кипячёную, на худой конец, с арыка, только сразу. Если хоть полчаса в ведре постояла, лучше вскипятить. Гепатит не гепатит, а понос схватить тут проще простого.

– А что вы туда засыпали?

– Соль.

– Зачем?

– Сейчас, конечно, не май месяц, но тридцатка днём будет запросто. Ты за день с потом потеряешь не только воду, но и соль. Будешь пить просто воду – загнёшься от теплового удара. Причём, загнёшься – это значит сдохнешь. А не “плохо будет”.

Обескураженный Сергей наполнил фляги, повесил на ремень, и наряд выдвинулся – “фланги топтать”. Буквально через пятнадцать минут дорога, по которой они шли, превратилась в едва заметную колею в земле, петляющую по камням между двух отвесных стен скал. Начался тот самый участок, где до ближайших гражданских объектов по карте – пять километров.

Едва войдя в это ущелье между скал, Нахимов сразу попытался завязать разговор:

–Товарищ сержант, разрешите обратиться?

– Валяй. Только, если хочешь, нарушая устав, болтать всю дорогу, запомни правило: говори тихо, вполголоса. Тут, особенно ночью, да на открытом месте, твой шёпот услышат за несколько километров. Сейчас в общем шуме твой разговор не слышен. А ночью чихнул – и все вокруг знают – “Нахимов на посту”. А прятаться должны не только нарушители, но и мы.

– Ясно. Товарищ сержант…

– Блин, за пределами заставы можно просто – Коля, – прервал его Усталов.

– Коля, а почему замбой вчера сказал, что правый фланг особо сложный? Вот сейчас мы идём в каменном мешке, тут и идти – то негде, кроме как по дороге. А потом поля, как он сказал, так там видимость, наверное, хорошая?

– Во, сразу видно, теории – вагон, практики – тележка. То, что ты видишь слева – справа, только тебе кажется непроходимой скалой. Я тут спущусь и поднимусь «в полной боевой» в двух десятках мест. Выйдя наверх, я могу через два-три часа быть в совхозе. А могу, обогнув заставу с тыла, выйти на её левый фланг. И там, тропами, уйти в аул выше в горах, или, пропетляв немножко по “ослиной тропе”, выйти на дорогу и притом не колхозную, вдоль полей, а настоящее шоссе между райцентрами. Ну, а поля… Хм. У нас прошлый год один местный поссорился с роднёй и попытался “в нахалку” рвануть через границу. Шёл по дороге и ка-а-а-к сиганёт в сторону реки – ели догнали. И то, скорее, случайно. Он, конечно, налегке бы всё равно реку не переплыл. Течение тут то ещё. Но вот представь обратную картину. Высадился в нужном месте, в нужное время, с той стороны на берег. И за пять минут он уже на бахче. Пойди, узнай, местный или пришлый. А КСП и системы тут просто нет. Нет места для неё. Там, ниже по течению, в других заставах, есть, и то не сплошная, у нас нет совсем.