Первый день - [15]

— Сколько вам лет на самом деле, Айвори?

— Кейра, каждый день я придумываю себе новый возраст. Главное — не расслабляться.

Айвори распечатал список адресов и гордо помахал им перед носом своей гостьи.

— Осталось только сделать несколько звонков и найти тех, кто согласится выполнить нашу просьбу за пристойную цену и в разумные сроки, — заключил он.

Кейра взглянула на часы.

— Ваша сестра! — вскричал Айвори. — Полагаю, совещание закончилось, и она уже давно освободилась. Идите к ней, а я обо всем позабочусь.

— Нет, я останусь с вами, — запротестовала Кейра, почувствовав себя неловко, — я не могу взвалить на вас всю работу.

— Да идите же, я настаиваю, тем более что эта игра увлекает меня не меньше вашего, может, даже больше. Идите к Жанне, а мы с вами встретимся здесь завтра. К тому времени информации наверняка прибавится.

Кейра поблагодарила профессора.

— Не согласитесь ли оставить вы у меня до завтра ваше украшение? Я отделю от него микроскопический кусочек, чтобы отдать на анализ. Обещаю, я буду осторожен как хирург, вы даже ничего не заметите.

— Конечно, но должна вас предупредить: я несколько раз пыталась это сделать, но ничего у меня не получилось, только чуточку поцарапала камешек.

— А имеется ли у вас алмазный инструмент — например, вот такой? — торжествующе спросил Айвори, вытаскивая из ящика стола тонкий резец.

— Айвори, вы просто кладезь всяких сокровищ! Такого скальпеля у меня нет.

Кейра на секунду заколебалась, но потом сняла подвеску и положила ее на письменный стол Айвори. Тот аккуратно развязал кожаный шнурок и передал его хозяйке, забрав себе камень.

— До завтра, Кейра, приходите в любое время, я буду на месте.

Лондон

— Нет, Эдриен, не годится! От вашего выступления потянет в сон даже безумную публику на концерте AC/DC.

— А откуда там возьмется AC/DC?

— Никого там, разумеется, не будет, просто это единственное название рок-группы, которое я знаю. Незачем комитету Фонда возиться с присуждением премии, лучше просто пристрелить тех, кому придется вас слушать, чтоб зря не мучились.

— Прекрасно, Уолтер, на сей раз я вас понял. Если текст моей речи такой скучный, поищите себе другого оратора.

— Человека, который тоже мечтал бы вернуться в Чили? Извините, но на это у меня нет времени.

Я перевернул страницу тетради и прочистил горло, готовясь продолжить чтение.

— Вот увидите, дальше будет куда интереснее, — сказал я Уолтеру. — Вы не соскучитесь.

Однако едва я приступил к третьей фразе, как Уолтер изобразил раскатистый храп.

— Дивное снотворное! — воскликнул он, приоткрыв правый глаз. — Действует безотказно.

— Я нудный, вы это хотите сказать?

— Вот-вот, нудный, вы нашли верное слово. Ваши волшебные звезды превратились в набор букв и цифр, которые невозможно запомнить. Все эти Х321 и ZL254 — что с ними делать членам жюри, как вы думаете? Ведь мы же не персонажи сериала «Звездный путь», бедный мой друг! А расстояние до удаленных галактик вы измеряете в световых годах! Кто знает точно, что такое световой год, я вас спрашиваю? Может, ваша очаровательная соседка? Или ваш зубной врач? Или ваша матушка? Да это просто смешно. От ваших бесконечных цифр делается несварение, и вряд ли кто способен такое пережить.

— И что же вы предлагаете, черт бы вас побрал?! Чтобы я дал имена всем моим созвездиям, как сортам помидоров, лука или картошки, — лишь бы ваша матушка поняла, чем я занимаюсь?

— Вы, конечно, мне не поверите, но она вас читала.

— Ваша мать читала мою диссертацию?

— Именно так!

— Я польщен.

— У нее ужасная бессонница. Никакое лекарство уже не помогало, и тогда меня осенило: принесу-ка я ей сброшюрованный экземпляр вашей работы. Вам надо срочно писать продолжение, а то она скоро дочитает.

— Да что вам от меня надо, в конце концов?!

— Чтобы вы рассказали о ваших исследованиях простыми словами, доступными нормальному человеку. Это маниакальное пристрастие к ученым словам вызывает только раздражение. Вспомните, например, медиков. К чему вся эта тарабарщина? Разве мало просто чем-то болеть? Зачем нам рассказывают про дисплазию тазобедренного сустава, может, сойдет и «деформация»?

— Сожалею, я не знал, что ваши кости причиняют вам столько беспокойства, дорогой Уолтер.

— Ладно, не надо сожалеть, я говорил не о себе. Эта пресловутая дисплазия у моей собаки.

— У вас есть собака?

— Да, чудесный джек-рассел-терьер. Он сейчас у моей матери. Если она прочитала ему вслух последние страницы вашей диссертации, значит, оба они уже спят как убитые.

У меня возникло жгучее желание придушить Уолтера, однако я повел себя как трус и только метнул в него презрительный взгляд. Его терпение выводило меня из себя, как, впрочем, и его упорство. Не знаю, как это вышло, но мой язык вдруг сам собой развязался, и впервые с того давнего дня я произнес заветные слова: «Где начинается рассвет?..»

Уже светало, но Уолтер и не думал засыпать.

Париж

Кейра совсем измучилась, но сон все не шел. Боясь разбудить сестру, она перебралась из спальни в гостиную и улеглась на диван. Сколько раз она проклинала свою жесткую походную кровать? А теперь так по ней скучает! Она снова встала и подошла к окну. Никакого ночного неба, усыпанного звездами, только вереница уличных фонарей, освещающих пустынную улицу. В Париже пять часов утра, а в долине Омо, в пяти тысячах восьмистах километров отсюда, уже давно рассвело, и Кейра попыталась представить себе, чем сейчас занимается Гарри. Вернувшись на диван, она еще немного поворочалась и, запутавшись в собственных мыслях, наконец уснула.