Первый день - [9]

— О, это, уже слишком! Вы не имеете права так поступать с моими ученицами m-lle Натали. Вы могли сделать им выговор, пояснить на словах всю некорректность и непочтительность их отношения к вам, но бить… Это возмутительно, мадемуазель!

Даша вся дрожала, говоря это, точно оскорбление было нанесено не Вале, её строптивой ученице, a ей самой.

В первую минуту, еще далеко не остывшая от своего гнева, Натали подняла на Дашу вопрошающий взгляд.

— Что? Что такое? Вы это мне говорите?

— Да вам! — смело произнесли губы гувернантки, — и еще раз повторяю, что не позволю обижать вам моих воспитанниц. И еще, мадемуазель Натали, я попрошу вас не входить в классную во время уроков и не мешать нам заниматься. A если вам необходимо пользоваться трюмо, которое стоит здесь, то сегодня же я попрошу Екатерину Андреевну приказать вынести его отсюда, потому что классная не может служить никаким образом уборной…

Едва только успела договорить последнее слово Даша, как недоумевающе недовольное выражение лица Натали сменилось негодующим и злым.

Побледнев от бешенства, с трясущимися губами, она роняла слова, в то время как глаза её так и прыгали от охватившей все существо молодой девушки злобы.

— Да как вы смеете! Да кто вам разрешил таким образом говорить со мной! Вы забыли, кто вы и кто я, сударыня! Я дочь ваших хозяев, я сама здесь хозяйка, a вы… вы…

— Бедная гувернантка! — произнесла Даша по-видимому спокойно, — да, бедная гувернантка, — повторила она еще раз, — но я не позволю вам так обращаться с вверенными моему попечению детьми.

— Ну, мы еще посмотрим, как вы мне можете разрешить или не разрешить! Во всяком случае я сегодня же буду говорить с maman о вашей дерзости и…

Натали не могла докончить своей фразы под наплывом охватившего ее бешенства.

— Говорите что угодно обо мне, — совершенно спокойно отвечала ей Даша, — но я вас еще раз попрошу самым серьезным образом покинуть классную и предоставить вашим сестрам возможность заниматься.

Натали оставалось только подчиниться благоразумному требованию гувернантки и уйти. Но ей хотелось, во что бы то ни стало, обставить уход этот как можно для нее блестяще.

— Я могу уйти совсем из классной и больше не возвращаться сюда! — произнесла она пренебрежительно, — но позвольте вас спросить: кто будет заниматься с моими сестрами языками?

И она насмешливо прищурила на Дашу свои, все еще горящие гневом, глаза.

— Об этом вы уже переговорите с вашей матушкой! — спокойным своим тоном возразила Даша, — я же прошу только сейчас одного, — дать нам возможность заниматься и не применять к детям тех крутых мер, какие вы позволили себе несколько минут назад!

И, считая вопрос исчерпанным, Даша стала просматривать начатую Полиной, до появления старшей сестры, задачу.

Бросив уничтожающий взгляд на гувернантку, старшая Сокольская, шурша юбками, вышла из классной. За ней выскользнул и Жужу.

— Ну, Валя, a теперь утрите ваши глазки. A вы, Полина, занимайте ваше место и будем делать задачу. — как ни в чем ни бывало обратилась Даша к обеим девочкам и, взяв в руки карандаш, принялась им растолковывать способ решения.

VII

Весь остальной день был сплошной загадкой для молодой девушки. Едва покончив с уроками, все трое, и ученицы и учительница, вышли в гостиную и Даша не узнала последней.

На старенькую потертую мебель были накинуты какие-то изумительные чехлы из легкой шелковой ткани, придавшие мебели много более свежий и парадный вид.

Протертые рамы на картинах теперь блестели. Старый стоптанный ковер исчез бесследно, паркет натертый до блеска поражал своей свежестью. Кудлатый настройщик настраивал инструмент в углу.

В столовой длинный, накрытый свежей скатертью, стол уставлялся при помощи Гаврилы и его внучки Нюши взятой откуда-то на прокат посудой. В кухне приглашенный на этот день повар ожесточенно выстукивал ножами какой-то однотонный мотив. Два официанта бесшумно скользили по комнатам. Сама генеральша (действительного статского советника Сокольского прислуга называла генералом, как и жену его генеральшей), встретила детей и Дашу с томной усталой улыбкой и с флаконом нюхательного спирта в руке:

— Сегодня y нас вечер, не удивляйтесь этой перестановке m-lle Долли, — произнесла она, держа флакончик со спиртом y носа и поминутно вдыхая в себя заключенный в нем раствор — a y меня мигрень уже началась от всей этой возни и шума… Ужасно трудно иногда приходится, когда имеешь взрослых детей… Для Натали необходимо делать вечера, устраивать балы, a потом вот подрастут и эти стрекозы. — Она любовно погладила по голове Полину и, внезапно остановив глаза на багровой щеке Вали, добавила, очевидно вспомнив причину этого багрового пятна.

— Мне надо переговорить с вами, мадемуазель. Пройдемте в мою комнату. A вы, дети, подождите вашу наставницу. Только ничего не трогайте и не берите из буфета. Сейчас будет обед.

И, сделав знак Даше следовать за собой, она повела молодую девушку в свою спальную, находившуюся в том же полутемном коридоре, где были и помещения её дочерей.

В небольшой и плохо, очевидно наскоро убранной горнице генеральша пригласила Дашу занять место на кушетке, сама села в удобное вольтеровское кресло и, нюхая спирт, обратилась к девушке со следующими словами: