Первый человек в Риме. Том 2 - [19]

– Как он может! – воскликнул Метелл. – Его отец, цензор, был непримиримым противником Гая Гракха и юного Марка Ливия воспитывал в патрицианском духе.

– Это после Арозио он изменился. Вернувшись, он не расстается со своим закадычным другом Сило, марсийцем, с которым сдружился после битвы, – фыркнул Сципион. – Сило приехал из Альба Фунентия и хозяйничает в доме Мария Ливия, как в своем собственном. Они подолгу просиживают за разговорами, а меня никогда не приглашают присоединиться.

– Ох уж это Арозио, – сказал Метелл, немного смущенный тем, что говорит это сыну того, кто в случившемся под Арозио виновен.

Сципион-младший пошел домой, ощущая смутное недовольство. Все так изменилось после Арозио! Его отец тоже переменился, сын часто не понимал его приступов то веселья, то ярости.

Сципион-младший не сможет освободиться от чувства вины. Пока Друз, Серторий, Секст Цезарь и даже этот парень Сило лежали в поле, ожидая смерти, он бежал через реку, будто шавка, которую пнули ногой, и желал одного – выжить. Естественно, об этом он никогда не рассказывал даже отцу; это была его тайна. Каждый день, встречая Друза, он хотел понять, подозревает ли тот, что его друг струсил в бою.

Его жена, Ливия Друза, была в своей комнате с маленькой дочкой на коленях, – Ливия только что покормила крошку грудью. Как обычно, его встретили улыбкой. Улыбка должна бы согреть, подбодрить его. Но не получалось: глаза Ливий не улыбались никогда и оставались холодны. Слушая мужа или обращаясь к нему, она не смотрела ему прямо в глаза. Тем не менее ни один мужчина не был осчастливлен супругою более приятной и любезной. Она никогда не сказывалась слишком усталой или нездоровой, чтобы принять его, никогда не отказывалась выполнять в постели любые его запросы. В таких случаях он, конечно же, не мог видеть ее глаз – и не мог точно знать, получает ли она сама хоть каплю удовольствия.

Человек более умный и чуткий менее утомлял бы Ливию Друзу, но Сципион предпочитал действовать сообразно собственным фантазиям. Ему хватало проницательности, чтобы почувствовать неладное, но не хватало соображения, чтобы сделать верные выводы. И уж конечно и на ум не приходило, что жена его не любит. Хотя перед самой женитьбой он был уверен, что не нравится ей. Но мало ли что покажется… Как истинная римлянка может не любить мужа!

Рождение дочери Сервилий, а не сына, разочаровало Сципиона, и он не принимал ребенка всерьез. Он сел и подождал, пока Ливия Друза, помассировав девочке спинку, отдаст ее в руки македонской няни.

– Ты знаешь, что твой брат голосовал за Гая Мария на выборах консула? – спросил он.

Глаза Ливий Друзы расширились: Нет. Ты уверен?

– Он сам сказал сегодня Метеллу Нумидийцу. При мне. Наверно, это все из-за Арозио. Жаль, что враги моего отца не дали замять эту историю.

– Дай время, Квинт Сервилий.

– Со временем становится только хуже, – устало произнес он.

– Ты остаешься обедать?

– Нет, снова ухожу. Иду обедать к Луцию Луцинию Оратору. Марк Ливий тоже будет там.

– А, – сказала Ливия Друза равнодушно.

– Извини, не сказал тебе об этом утром, просто забыл, – сказал муж, вставая. – Ты не против?

– Нет, конечно, – пожала она плечами.

Вообще-то она была против. Но не потому, что соскучилась по мужу. Останься он дома – не пропали бы даром и деньги, потраченные на кухню. Они жили с отцом Сципиона, который вечно жаловался на непомерные хозяйственные расходы и обвинял Ливию Друзу в нерачительности. Ни ему, ни его сыну не приходило в голову загодя предупредить ее о своем отсутствии. Поэтому она каждый день должна быть уверена, что обед готов, даже если мужчины не возвращались к трапезе. А в результате почти нетронутый обед исчезал в желудках довольных этим рабов.

– Домина, я отнесу ребенка назад в детскую? – спросила девушка-македонка.

Ливия Друза, погруженная в мечты, кивнула, даже не взглянув на дочь, которую уносила няня. Она продолжала кормить крошку грудью не ради здоровья малышки, а из-за того, что давая ребенку грудь, не могла зачать снова.

Она не особо заботилась о Сервилий. Каждый раз, глядя на малютку, она видела миниатюрную копию ее отца: короткие ножки, тревожащая мать смуглость, густые черные волосы по спинке, рукам и ногам, копна жестких черных волос на голове, которые спадали на лоб и шею, как шерсть. Ливия Друза не видела в маленькой Сервилий никаких достоинств. Хотя у Сервилий были большие и глубокие черные глаза, ротик, как бутон розы, предвестник будущей красоты.

Восемнадцать месяцев замужества не примирили Ливию Друзу с судьбой, хотя она никогда не смела перечить приказам брата. Ее манеры были совершенны. Даже во время постельных баталий она вела себя безупречно. Никакой страсти! Пожалуй, Сципион-младший даже испугался бы, застони она в экстазе или разбросайся по ложу, наслаждаясь лаской, как это дозволено любовницам. Все, что она делала, она делала с покорностью жены: смирно лежа, не подмахивая бедрами /что так распаляет мужчин/ – и храня холодность. О, это давалось ей трудно! Труднее, чем что-либо другое. Ведь от прикосновений мужа ее тошнило…

В ней не было места даже для жалости к Сципиону-младшему, который ничего не делал, чтобы завоевать любовь жены. Но он был другом ее брата. И теперь она боялась обоих. Оставалась безропотно ждать конца дней своих, не надеясь узнать, что такое настоящая жизнь.