Первый человек в Риме - [12]

– Впрочем, – она заставила себя говорить спокойно, – этот скверный ветер принес не только плохое. Мои кузены Публий и Луций Лициний купили за бесценок освободившиеся участки земли. Говорят, через несколько лет цена на них взлетит до небес.

Она упомянула семью Лициниев Крассов – известных миллионеров. Почему бы ему, Сулле, не подцепить богатую невесту, как это сделал несравненный Аппий Клавдий Пульхр? Как – почему? Да потому, что ни отец, ни мать, ни брат, ни опекун богатенькой благородной девочки не захотят ей такого счастья!

Все удовольствие от поддразнивания женщин пропало. Сулла развернулся и крадучись пошел к спуску Виктории. Он заметил, что две Юлии были призваны к порядку и вернулись к своей рассерженной матери под защиту тента. Странно блестящие глаза Суллы быстро оставили в покое Юлию Старшую. Однако они внимательно задержались на Юлии Младшей. О боги, да она красотка! Сладкий пирожок, сочащийся нектаром, – блюдо, достойное олимпийца. Сулла почувствовал в груди нарастающую боль и, чтобы избавиться от нее, стал массировать себя, судорожно работая рукой под складками тоги. Но Сулла был уверен, что Юлия Младшая повернулась на своем стульчике и смотрела ему вслед, пока он не исчез из виду.

Позже он спустился по лестнице храма Весты к Римскому форуму и, спустившись с Капитолийского холма, встал в хвосте толпы перед храмом Юпитера Всеблагого Всесильного.

У Суллы был маленький талант: он умел заставить окружавших его людей буквально ежиться от непонятной тревоги. Когда он хотел этого, с ним предпочитали не соседствовать. Этим талантом Сулла пользовался, чтобы занимать лучшие в театре места. Однако сейчас он не применил своего умения, хотя мог бы беспрепятственно добраться до первых рядов среди всадников, чтобы лучше видеть место жертвоприношения. Права присутствовать при этом событии он не имел, но знал, что выгнать его никто не сможет. Не многие всадники знали, кто он такой. Даже среди сенаторов не все были знакомы ему, но и здесь нашлись бы те, кому ведома его родовитость.

Некоторые черты, унаследованные от предков, ты не можешь потерять, даже изолированный от основного течения благородной жизни. Кровь – кровь тысячелетней выдержки давала себя знать. Ее голос звучал тревожными колокольцами. Она словно оплакивала обреченного: «Осторожно, тебе так нельзя, ты можешь посрамить честь рода!» Сулла часто слышал их перезвон. И не пытался встревать в политическую болтовню на Форуме. Лучше быть вовсе отщепенцем, нежели кривляться, изображая, будто имеешь какой-то общественный вес. И еще, стоя среди всадников, он вдруг осознал: начался дурной год. Это его кровь подсказала ему. Еще один дурной год в длинной череде дурных лет. Тянется эта череда с тех пор, как был убит Тиберий Семпроний Гракх. Затем, спустя десять лет, его брата Гая Гракха принудили к самоубийству. Ножи, сверкнув на Форуме, подрезали удачливость Рима.

Рим катился дорогой упадка, подталкиваемый пафосом политиков. Толпа заурядностей и ничтожеств. Мужи, вид у многих был сонный, гордо стояли в толпе, презирая холодную изморось. Вот они, все тут. И кто-то из них насытил свою жадность тридцатью тысячами смертей, погубив за какие-то десять лет столько отличнейших римских и италийских солдат. Деньги, деньги и снова деньги. Их сила понятна всем и везде, хотя некоторые забывают или недооценивают ее. Кто-то стремится к ним, другому они необходимы, так сказать, попутно. Это зависит от индивидуальности. Но никто не хочет упустить своего шанса – пусть лучше Рим падет во прах. Где же те великие мужи, которых интересует не собственная мошна, а величие Рима?

Белый бык почуял недоброе. Удивительного мало – стоило лишь взглянуть на новоизбранных консулов. «Будь я белым быком, – подумал Сулла, – я также не жаждал бы умереть во славу Спурия Постумия Альбина, патриций он там или нет… Где такие, как он, всегда находят деньги? Такие, как Постумий Альбин, всегда женятся на деньгах. Пусть лопнут их глаза!»

Кровь побежала вниз. Очень много крови из очень большого быка. Это было расточительно. Потенция, сила – все выливалось на траву. Но какой, однако, замечательный цвет! Богатый, малиново-алый, блестящий и густой поток подбирался к самым ногам. Сулла смотрел не мигая – не отводя глаз. Почему все, что наполнено внутренней энергией и мощью, имеет красный цвет или оттенок красного? Огонь. Кровь. Волосы – его волосы. Возбужденные пенисы. Сенаторская обувь. Мускулы. Расплавленный металл. Лава.

Однако пора идти. Идти куда? Все это время он смотрел на кровь, а когда поднял глаза, то столкнулся с пронзительным взглядом высокого сенатора в toga praetexta – тоге «бывшего», какие носили господа из магистрата. Поразительно! Вот это мужчина! Но кто он? Похоже, он не принадлежит к знатным семьям. Изгой Сулла чутьем распознавал себе подобных.

Этот, бесспорно, его собрат. Конечно, не из знатных. Но кто? На чистокровного римлянина он не слишком похож – нос выдает, чересчур короткий и прямой. Кельтский нос. Пикт, наверное… Смотрите, какие у него огромные брови! Кельт, конечно. Да, смотрится внушительно – горячий, гордый и умный. Настоящий орел. Но кто он? Не из консулов – этих Сулла знал всех. Скорее, претор. Но не из теперешних преторов – те скучились и трепетали за спинами у консулов и напоминали стареньких цариц, которым хорошо пообещали, да плохо вставили.